Марта - Светлана Гресь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Да, – огорчилась хозяйка. – Я знаю, одушевленный человек любит одиночество. Признаться хочу, своим приходом не хотела потревожить ваше чистое уединение.
Вцепилась взглядом, умоляюще,
― Можно я вас угощу обедом. У меня такое дивное вино есть, вы еще такого ни у кого не пробовали. Пожалуйста!
― Сейчас хочу с этим вашим… юным приятелем уединиться? Много сказать надо друг другу, так сказать, обмен опытом по певческой линии…
― Правда! – обрадовалась женщина. – Вы тут ползайте, мешать не буду. Хочу заметить, что мальчик мой, может, с первого взгляда и неприметный, но уверяю вас, что для меня, особенно для искусства, он имеет большое значение! Он так изумительно поет!
Вскочила живо, поправила свои юбки,
― Я сейчас, только прикажу стол накрыть и принесу вам покрывало. Не гоже на сырой земле такой знаменитости возлежать впустую. Все-таки у меня в гостях. Это в высшей степени неприлично для меня, как для хозяйки. Я сию минуту, – суетилась женщина. – Одна нога там, другая здесь.
Прожогом бросилась к дому, на ходу проговаривая.
― Радость то какая! Такой гость в гостях!
Трофим поднялся, отряхнулся, осторожно осмотрел все вокруг, кажется, пронесло и на этот раз. Фу! Надо же так влететь.
Конечно, никакого паренька рядом и в помине не было. Ну да, он же незаметный, значит, невидимый для нормального глаза. Надо сматываться быстрее, мало ли что может произойти дальше. Кисло рассматриваясь вокруг и понимая, что совсем стало темно и никаких петухов уже не видно.
Казнил себя словами за утреннее обещание той старухе. Сейчас был бы с Мартой, пили бы чай и вели приятную беседу. В сумерках нашел свой мешок, закинул за плечи и вышел на дорогу. Что дальше делать, не представлял, может не идти. Сердцем понимал, что с покойниками шутки плохи.
Может денег наскрести да отнести, да, где взять хоть какую-то сумму? Вдруг ему показалось, что за спиной кто-то кряхтит. Что за наваждение! Бросил с испугу котомку под ноги. Там, в самом деле, кто-то шевелился. Боязливо раскрыл ее и увидел петуха, который донимал его в саду своим наглым присутствием. Бесцеремонно вывалил его из мешка.
Вот, паскуда! Нет! Надо же такому подлому родиться! Злодей! Изверг! Издеватель! Мало натерпелся от него там, в саду, так он и здесь решил достать.
Петух, словно слепой, таращился вокруг, вертел тощей шеей. Казалось, он не замечает Трофима. Парень на цыпочках отошел подальше. Точно, стерва, каких еще мир не видывал, сейчас был тих и смирен.
Быстро зашагал в город, еще долго оглядываясь, ожидая сзади подлого удара. Удивительно, но петух оставался на прежнем месте. И тут до него дошло, что птица ему может сгодиться, так его же можно на кладбище отнести. Пусть там с этой барышней трухлявой разбирается!
Во-первых, это будет ночью и, может, она не очень оскорбится на такой худой подарок, во-вторых, надо признаться, лучшего она и не заслужила. Трофим вернулся, торопливо засунул петуха обратно в котомку и уже, довольный, направился на погост.
Нашел свежую могилу, уселся рядом на лавочку, вытянув уставшие ноги. Главное теперь, чтобы петух не вопил и не сбежал. Проверил котомку, все было в порядке. Вначале мурлыкал что-то себе под нос, закрыв глаза, поглаживая птицу. Потихоньку им начала овладевать какая-то неугомонная тоска. Оглядываясь беспокойно по сторонам, пока ничего тревожного не замечал.
В темной прохладе притихшего вечера робко зажглись первые звездочки. Луна пытается выглянуть из-за рыхлых облаков. Светлячков мерцание слепое остро прожигает темноту. Вот уже и ночь своим презренным взглядом оглядывает кладбище, пустое, безразличное.
― У-у-ух-ух, – прокричал жутко филин где-то в мрачных зарослях.
Рассыпавшись далеким эхом, растворился этот крик в тиши глухой. То, испаряясь, то снова зрея, в сумерках густых бродит тишина, сторожко, что дикая кошка, невозмутима и строга. Ломок шаг ее, неровно дыхание.
Исподволь завладевает телом ужас, навязчивый, холодный, по сердцу бьет наотмашь безжалостно и неумолимо. Дрожь липкая в ногах увязла, горошинкой в горле застряла. Как загнанный зверь, изнывая от жажды, облизывая пересохшие губы, пялился сквозь ночь, пытаясь рассмотреть обветренные спины могил.
Здесь смерть дышит в затылок каждому каждую минуту, каждое мгновение. Здесь начинаешь понимать, что жизнь – тонкая, хрупкая нить, и что она может оборваться в любое время, и нет защиты от старухи костлявой ни старому, ни малому, ни бедному, ни богатому, ни грешнику, ни праведнику. Неподкупна и неумолима! Просто почувствуешь невесомую руку на влажной щеке, и вот тебя уж нет.
Трофим казнил себя словами за свой поступок необдуманный. Сколько раз, позвенев серебром обещаний, бросал подружек, не обременяя себя жалостью, не обращая на их просьбы и слезы ни малейшего внимания, вот и наказание. Ему уже казалось, что ночь эта жуткая никогда не закончится. Хорошо, хоть Петя рядом, все-таки живая душа, хоть и наглая. Развязал котомку, вытащил его, бережно посадил рядом на лавочку.
― Мы здесь с тобой вдвоем, сладенький мой. Мне бы поскорее тебя отдать, и домой, а вы тут разбирайтесь, как хотите, только без меня. С малолетства не переношу таких мест.
Тот замахал крыльями, что-то зло прошипел в ответ.
Хлынул свет, и затопило все вокруг сияние лунное. Сразу стало видно, словно днем. И тут беднягу, будто молнией ударило. Вмиг обожгло душу видение жуткое. Ойкнул от неожиданности, рот прикрыв ладонью. Под ногами шевелилась земля. Могила стала раскрываться, пока не выполз черный гроб на тропинку. Тихо-тихо открылась крышка. Увидел старуху знакомую в темном капюшоне, что лежала к нему ногами. Она неторопливо поднялась. Скрипя костями, вышла из гроба и направилась к Трофиму.
Ее шаги медленные и немые, скользящие и невесомые. Протянула костлявые руки навстречу. Дунул легкий ветерок, сбросил капюшон, оголив белое совсем лицо без глаз, без губ, без кожи. Ужасающее лицо смерти. Она была уже так близко, что четко увидел глубокие, жуткие, пустые проемы глаз.
Раздался тихий, дробный смех. Оглянулся, а рядом полным-полно покойников, откуда и когда только успели собраться вокруг. Что за жуткий притон! Ехидство и злоба смешались в неподвижных взглядах. Трофим поднялся с лавочки, замер, чувствуя, как заледенело тело.
Мертвая кровь медленно собиралась в круг, звала к себе, заманивала в свое болото, болото смерти.
― П-пардон, п-плиз, гран мерси, гуттен морген, з-з-здрасьте, –
