Марта - Светлана Гресь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза его неотрывно пасли другого петуха. Тот стоял совсем рядом, с недоумением глядя на непрошеного гостя. Вот, милок, и спета твоя песенка!
И тут увидел, что от кустов к нему, распустив крылья, вытянув вперед длинную шею, бежит петух, худющий, с рыжей шеей, с хохолком, что шляпа, набекрень. Со всего маху наскочил и мало не клюнул в голову. Парень вовремя закрылся руками. – Пошел вон! Кыш!– Пробовал прогнать, сделав страшное лицо, отчаянно махая головой.
Тот отскочил, нагнул голову, зашипел угрожающе, воинственно распустив крылья. В душе невольно вздрогнуло что-то. Мало ли что можно ожидать от этой беспардонной птицы, гляди, еще глаз выклюет.
Подобрал комок земли, бросил в петуха. Тот же топтался на месте и не собирался уходить, угрожающе размахивая длинной шеей, трепеща крыльями и шипя от злости.
Вот зараза! Вот надоедливый нахал! Его можно было поймать легко, но из него же мяса, что из дохлой мухи. Отмахнувшись, резво полез снова за белым. Наглая черная наружность все время вертелась перед глазами, стараясь клювом попасть в лицо.
Трофим напрягся весь, аж вспотел, отбиваясь от назойливого хама. Тот так и норовил ухватить его, то за ухо, то в макушку клюнуть. Бегал кругом и шипел, угрожающе распушив перья, с таким воинственным видом, словно к нему в спальню соперник залез.
Да надо ему триста лет его куры! Дались мне твои жирные девки! Забирай свой гарем, да мотай отсюда подобру-поздорову, пока не открутил тебе самому голову.
Петух, видно, почуял, что его устрашающие атаки не приносят пользы и что его не боятся, на мгновение стих и пропал. Трофим даже вздохнул от облегчения. Переждал минутку, успокоился. Прислушался, вокруг тишина.
И снова быстренько перебирая коленками, пополз к рябому. Тот, довольный своею петушиной жизнью, купался в песке в кругу таких же довольных, квохчущих подружек и, казалось, совсем не замечает похитителя. Трофим, как кот перед прыжком, притаился на мгновение и бросился на птицу, успев ухватить его за пышный хвост. Тот вырвался, оставив в руках несколько длинных перьев.
Парень, вконец вспотевший от этих догонялок, будто веером помахал ими. Собрал все, что на выдёргивал, потыкал их в волосы для конспирации, авось примут за своего, и снова ринулся на охоту.
Тут вдруг кто-то как прыгнет ему на шею. Трофим аж взвыл во весь голос от такой неожиданности. Ему показалось, что его ударили плеткой. Оглянулся, а это снова он, черный. Взлетел на него сверху, да еще и орет. Схватил за лапы царапающуюся бестию и со всей силы швырнул в кусты подальше, вслед за ним полетела и котомка.
Вот недоносок костлявый, напугал до смерти. Пополз дальше, понемногу успокаиваясь, охотясь за очередным петухом, но уже без прежнего энтузиазма. Хорошо, хоть штаны не порвал, подлец. Вовсю хотелось домой. В свою удобную кровать. Дались ему эти вонючие петухи. Тем более они, как бы посовещавшись между собой, повели свой гарем к дому. Огорченный Трофим уткнулся лбом в торчащую из земли клюку. Обнял ее, прижался щекой, забарабанив о что-то твердое пальцами, раздумывая, как теперь поступить дальше. Не ползти же ему следом за ними. Непонятно, что там его может ожидать. Опираясь на костыль, хотел подняться и застрял головой в чьей-то юбке. Сердце замерло от неожиданности.
― Ах, ты, пьяная образина, – женский голос не предвещал ничего хорошего. Тонкий, визгливый даже. – Опять-таки нализался с утра? Это уже слишком! Я говорила тебе, не кажись мне на глаза! Если еще раз поймаю у себя в саду, жизни твоей никудышней конец, говорила? Все терпение мое лопнуло!
Подняла широкую юбку, под которой Трофим норовил спрятаться, охватив руками голову. Схватила парня тонкими, цепкими пальцами за штаны и рубаху, подняла вверх, упорно заглядывая в глаза. Трофим съежился, пытаясь спрятать лицо за перьями. Наступила пауза. Руки ее внезапно разжались, и он бухнулся на землю, распластавшись. Неторопливые размышления овладели женской головой,
― Мне почему-то знакома эта смазливая рожа. Откуда, не пойму. – Сомнения недолго точили ее душу. – Точно, в харчевне, – от радости, сплеснула руками, – Вы и есть тот самый, известный, Трофим Тимофеевич! Наша лапочка. Наша цыпочка. Ну, конечно, это же вы, – нагнулась в самый притык нос к носу, счастливая донельзя больше, умиленно пропев.
― Здравствуйте, дорогой вы наш. Как я рада видеть вас у себя в гостях. Почему без предупреждения? И почему инкогнито? Мы бы за вами и карету послали, и стол бы накрыли приличествующий вашей важной персоне. Это же такое счастье видеть вас так близко, с глазу – на – глаз. – Стоит перед ним на коленках, упираясь на локти, стараясь поймать бегающий взгляд гостя приятного.
Трофиму отлегло от сердца, но в никакие переговоры решил не вступать. Себе же лучше будет, тем более что дипломат с него никакой. Чем может оправдать свое тайное присутствие на чужой территории? Только сопел важно уже, якобы находясь в глубокой задумчивости.
― Господин мой хороший, так это вы так дико…, громко кричали?
― Ну, нет, что вы, – обиделся не на шутку, – конечно, не я. Это там, за забором, – махнул рукой в ту сторону.
― Я подумала, что вы, – протянула разочарованно. – Так чисто и жутко красиво горланить только вы можете, – голос хозяйки угодливый.
― Это я так, распевался. – Наконец поднял глаза, осмелевший. – Люблю выводить ноты кой-какие, когда гуляю.
Лицо ее близкое, толком не разберешь, что за дама.
― Так вы здесь гуляете? Какая честь! А почему ползком?
― Ближе к природе. На досуге люблю беседовать с травкой, жучками разными. Для души и сердца истинный праздник делаю. Природа, она зовет к себе всякого творческого человека.
― Куда? – сделала огромные глаза.
― Туда? – махнул неопределенно рукой.
― И я с вами, – задергалась задом торчащим.
― Куда? – испуганно екнуло в груди.
― Туда! – умоляюще.
― Ни за что! – Твердо, уже нетерпеливо. – Если вы не против, я продолжу свои прогулки в одиночестве. Мне еще многое успеть надо. – Уткнулся в землю носом, ковыряясь в траве.
― Вы здесь с моим мальчиком распеваетесь. – Оглянулась на кого-то. – У него, хочу сказать вам тоже такой голос, такой голос. – Закатив томно глаза. – Особенно утром. Хотите я вас познакомлю.
― Нет, нет, что вы, – замотал отчаянно головой, – это может помешать моему творческому отдохновению! Вы же понимаете, что вы тут, а я целиком там, – махнул головой в небо, – и на этом месте,