Муля, не нервируй… Книга 3 - А. Фонд

большой барабум аж на последней стадии случился? За пять минут до конца. И желательно, чтобы бабахнуло!

— Да ты что, Муля! — возмутился Модест Фёдорович. — Как я могу? Это же моя работа! Я не могу халтурить! Не по-советски это!

— А чужие результаты тырить — это по-советски? — возмутился я, — а молодой девчонке срывать защиту диссертации, на которую она сколько лет угрохала — это по-советски? А рожать эту девчонку в Киргизскую ССР отправлять — это по-советски?

С каждым моим словом, плечи Модеста Фёдоровича опускались всё ниже и ниже.

В конце концов, мне его аж жалко стало. Но я отбросил от себя это недостойное чувство. Мне следовало его сейчас хорошенько встряхнуть и дать ему конкретную надежду. И чёткий алгоритм действий. А пожалеть его — пусть вон лучше Маша жалеет. Иначе, зачем тогда жена нужна?

— Ну, так что? — строго спросил я.

— Могу, — устало кивнул он.

— Тогда действуй! — велел я.

— А потом что?

— А что будет потом — я тебе завтра расскажу, — подмигнул ему я, — уверен, тебе это очень понравится. Ты ещё долго потом смеяться будешь.

— Ты уверен? — тихо спросил Модест Фёдорович.

— Конечно, уверен, — сказал я и добавил, — не зря моя любимая книжка про графа Моте-Кристо…

А дома вовсю сердилась Дуся:

— И как заселились они, тут два дня такой шум стоял, аж дым коромыслом! — выпалив это, она так распсиховалась, что выпустила из рук тарелку, которую вытирала полотенцем. И та разлетелась на мелкие осколки.

Дуся чертыхнулась и бросилась подметать.

— А что, никто даже замечание им не сделал? — спросил я, дождавшись, когда она уберётся.

— Да бесполезно! Уж я ругалась, ругалась. И Белла ругалась. Даже Фаина Георгиевна ходила замечание высказывать. Потом не выдержала и съехала обратно на свою ту квартиру. А эти опять гужбанят. Даже не знаю, как жить теперь туточки. Невозможно же!

— А участкового вы почему не позвали?

— Дык это знакомый какой-то ихний, — вздохнула Дуся, потянулась за следующей тарелкой, затем одумалась и махнула на эту затею рукой.

— Ладно, я сейчас сам схожу. Попробую поговорить, — пообещал я и отправился к новым соседям.

Здесь следует сказать, что каким-то непонятным образом о свободной комнате в нашей коммуналке прознали все, кому не лень. Только-только удалось отбиться от наглых Желткова и Семёновой, как сюда нагрянули новые жильцы. Меня как раз дома не было — я обсуждал советско-югославский проект с Большаковым на природе. А эти вселились.

Я вышел в коридор и поморщился — воняло, словно в сортире (я после посиделок на природе запахи перегара и спиртного воспринимал резко отрицательно). От двери слева неслась громкая музыка.

Я постучал в дверь.

Один раз.

Второй.

Третий…

На восьмой раз дверь открылась.

На пороге стоял тщедушный мужичонка, в растянутой несвежей тельняшке и линялых кальсонах. Новый сосед был явно поддатый, потому что сильно раскачивался и периодически икал.

При виде меня он усмехнулся, громко икнул и сказал:

— Тебе чаво, мужик?

— Сосед я ваш. Знакомиться пришел, — сказал я и добавил. — Музыку слушаешь, да?

— Что, ик! музыка мешает? — набычился мужик, — имею право, ик! отдыхать культурно! Советскому, ик! пролетарию не воспрещается, ик! слушать музыку!

— А зачем так громко? Плохо слышишь? — спросил я и мужик завис.

Несколько мгновений он пытался сообразить, что это я эдакое выдал, а потом грозно помахал пальцем перед моим лицом:

— Ты, мужик, не того! Ик! Я, между прочим, не абы кто! Ик! Я в органах служу! Ик! Сгною!

Глава 22

— Так ты важная шишка, получается? — спросил я и недоверчиво прищурился.

И что-то, видимо, в моём прищуре не совсем понравилось новому соседу. Потому как он занервничал, заелозил взглядом, а потом воинственно буркнул:

— Ты это, мужик, не того! Ик!

— А то что? — спросил я, и мужик совсем увял.

Ладно. Зайдём с другой стороны:

— Ты кто? — опять спросил я.

— Вася, — вздохнул мужик, икнул и окончательно скис.

— А скажи-ка мне, Вася, зачем буянишь, а? — ласково спросил я, — Зачем всех соседей раздраконил? Ты хоть знаешь, кто твои соседи?

Вася не знал и до сего момента об этом как-то не задумывался.

— Василёк, чего там такое? — из недр комнаты выглянула юркая тётка в раздёрганном ситцевом халате.

При виде меня она чуть смутилась и плотнее запахнула полы. Но настроена она была явно решительно:

— Ты кто? — повторила она Васин вопрос.

— Сосед, — не стал вдаваться в подробности я. — А вы сталбыть, новые соседи, да? Вы хозяйка, как я понимаю?

— Да! Я — хозяйка! — подбоченясь, гордо заявила тётка и тут же задала важный вопрос. — А что?

— Да ничего! — махнул рукой я, — ну раз вы тут жить будете, то, значит, хорошо. Теперь всем нашим соседям как-то спокойнее станет.

— Почему спокойнее? — сразу же насторожилась тётушка, пока Вася-дундук ловил гав.

— А вас не предупредили разве? — удивился я.

Судя по вытянутым лицам Васи и юркой тётки — точно не предупредили.

— Так чё? — спросила тётка.

— Да ужас, — ответил я, для аргументации подкрепив свои слова тяжким вздохом.

Я уже собрался выдать юркой тётке и Васе-дундуку версию того, что здесь, в этой комнате, все предыдущие жильцы умирали странным образом. Ну, или что-то подобное. Поэтому на секунду завис, обдумывая версию поядрёней, когда сзади, за моей спиной раздался голос:

— Что здесь происходит?

Голос был нежный, словно серебристый колокольчик. Я обернулся и обмер — на меня смотрело воздушное создание с белокурыми косами и небесно-синими глазами.

— Они шумят? — зазвенел хрусталь, — извините, пожалуйста, больше этого не повторится.

С этими словами девушка-виденье решительным образом втолкнула и тётку, и Васю внутрь комнаты и захлопнула дверь прямо перед моим носом. Буквально через миг шумная музыка умолкла, и за дверью послышался виноватый мужской бубнёж, который периодически прерывал гневный хрустальный колокольчик.

Я немного постоял перед дверью, но так как никто оттуда не выходил и вообще, словно все звуки там утихли, то я развернулся и пошел домой спать.

Неужели этот бесконечный день когда-нибудь закончится?

Уснул я даже не коснувшись подушки. И снился мне хрустальный колокольчик и синие-синие глаза.

А днём, воспользовавшись, что Козляткина вызвали на планёрку, я отправился решать вопрос Мулиного отчима. Была у меня одна превосходная мыслишка. Да и нужный адресок тоже был.

Квартира Фёдора Фёдоровича меня удивила и поразила одновременно: она напоминала лавку коллекционера антиквариата и берлогу сумасшедшего, который ищет смысл жизни на дне стакана. На резных полках красного дерева пылились пустые бутылки из-под водки, на инкрустированном орехом массивном столе сиротливо стояла банка из-под засохшей кильки в томатном соусе. Помпезные