Дом на болотах - Зои Сомервилл

дочери. Пахло сладко, лакрично. Мэлори затошнило, ей пришлось зажать рот рукой. Фрэнни лежала на кровати, наполовину сбросив одеяло. Кровать была высокой и узкой, но Фрэнни, казалось, стала в ней меньше и младше. На секунду Мэлори вспомнила дочь младенцем, хрупким созданием из кожи и костей, которое поразило ее своей уязвимостью. Открытая кожа Фрэнни – предплечья, шея и лицо – была бледной, ее покрывали розовые пятна и жирный блеск.

– Фрэнни, что случилось, ты заболела?

Глаза девочки окаймляли серые круги, отчего они казались на маленьком лице огромными и запавшими. Она кивнула, попыталась заговорить.

– Очень устала, – сказала она.

– Не говори и не шевелись, – сказала Мэлори и метнулась вниз за водой, а потом к себе в комнату за таблетками.

Она что, забыла вчера дать Фрэнни лекарство? Высыпав таблетки на ладонь, она взяла одну кончиками пальцев. Так тянуло проглотить одну самой. Один глоток. И нет ее.

Она попыталась посадить Фрэнни, но та тяжело обмякала. Поднесла стакан к запекшимся губам дочери, но Фрэнни выпила всего глоточек и мотнула головой, как будто ее укусила муха.

Попей еще, детка, тебе нужно. Но Фрэнни покачала головой.

– Не хочу, мама.

– Нет, зайка. Надо выпить таблетку. Просто открой ротик. Давай.

Она сунула маленькую таблетку между губами Фрэнни и снова поднесла ей стакан воды. Фрэнни проглотила, потом затряслась от кашля. Это для ее же блага. Сначала это Тони предложил. Фрэнни всегда нервничала – застенчивая, замкнутая, – и он хотел, чтобы она была увереннее, чтобы у нее не так менялось настроение. Он думал, люминал поможет. Мэлори согласилась. И в самом деле, какая разница, давать эти таблетки или травы, которые дают люди вроде Джейни? Но в глубине души она знала, что уделяет дочери недостаточно внимания. Она слишком погрузилась в собственную боль.

– Все хорошо, детка. Все будет хорошо.

Она приложила ладонь к голове дочери.

Та горела.

Фрэнни содрогнулась, и ее вырвало на покрывало – яркая розовая лужа растеклась по розовому полу, и затхлый запах болезни перебила кислая вонь рвоты.

– Ох, Фрэнни, – сказала Мэлори.

У Фрэнни на глазах выступили слезы.

Все хорошо, детка. Она погладила дочь по влажной щеке, принесла ведро и тазик воды, вытерла Фрэнни рот и подбородок.

Со стены над кроватью на нее смотрела вышивка. Она чувствовала, что знает изображенные там фигуры, как саму себя. Они были для нее реальнее всех на свете. Глядя на вышивку, она увидела то, чего раньше не замечала. Мелкие детали в углах были не узором, как она думала раньше, а картинками. Ракушка, пучок травы, волна и, отчего делалось не по себе, череп. Нужно увести Фрэнни из этой комнаты. Это сама комната насылает на нее болезнь. Она понимала, что это бессмыслица, но все равно бережно подняла Фрэнни. Здесь умер мальчик. Она внезапно увидела это так ясно, как будто сама там была: мертвый ребенок на кровати, темноволосая девушка стоит перед ним на коленях, раскачивается и воет. Она захлопнула дверь в розовую комнату.

Тело девочки у нее на руках, когда она несла ее через площадку, казалось совсем легким. Ее было так мало. Мэлори уложила ее в постель в своей комнате и сидела с ней, пока она не уснула лихорадочным сном.

Мама здесь, – снова и снова бормотала она.

38

В то утро, в день, когда это случилось, пришла последняя перед осенью жара. Я выгуливала Пачкуна на болотах и на пляже, и было так жарко, что он прятался в тень, где только найдет. Убегал полежать под развалинами старого садка для мидий на дюне. Обычно он носится везде, гоняет куликов и песчанок. А в тот день нет. Мы недолго пробыли, бедный зверь захотел пить. В полдень я была в доме, задернула занавески, чтобы солнце не палило. Помню, открыла заднюю дверь в сад, там все звенело от пчел, ос и кобылок. Пачкун повалился на пол и временами зубами щелкал, когда его какая муха доставала. Когда я вышла в сад собрать травы для супа, небо так и сияло, голубое, ни облачка. Солнце стояло высоко, обжигало нас. Ходики, которые кто-то мне подарил за то, что свела со старика бородавки, пробили и прокуковали два, три, четыре. Становилось все жарче и жарче. Я задремала на кушетке, разбудил меня стук в дверь. Я потерла глаза, потянулась и поволокла старые кости открывать, но не успела, она ворвалась сама. Дверь была не заперта, я никогда не запираюсь. Моя Роза, так ее и подбрасывает. Лицо красное, запыхалась, волосы всклокочены, болтает что-то, всю трясет. Так сбивчиво говорила, что я не понимала, о чем она. Усадила ее, дала стакан воды, велела отдышаться. И она наконец толком заговорила.

Сказала, ему нехорошо. Заблевал всю гостиную, а теперь лежит на полу и не шевелится. Она не может его расшевелить. Сказала что-то про болотную лихорадку.

Таращилась на меня этими своими кошачьими зелеными глазами, и я на секунду засомневалась в том, что она говорит, так жестко она смотрела, не моргала.

Но она взмолилась, чтобы я поглядела, и я пошла за ней через проулок к дому. Чувствовала, будет беда.

39

Яды

Мэлори выглянула из окна спальни, но метель не унималась. Тони будет ее винить. Он уже винит ее во всех их несчастьях. Но сейчас ехать нельзя, у Фрэнни лихорадка, даже если удастся откопать машину, а она не думала, что сможет. Можно пойти в деревню за помощью. Попросить того мужчину. Джорджа Бейфилда. Она не может пойти той же дорогой, какой они с Фрэнни шли в первый день, потому что там все занесло. Казалось, это было много недель назад, хотя прошла всего – что? – неделя? Нет, пять дней. Всего пять дней. Она с тех пор почти никого не видела. Она стояла у окна в носках, перекатываясь с мыска на пятку. Все это притворство, старания быть правильной семьей. Она не знает, как это делается. Она все провалила. Она вынула белый конверт с таблетками. Он лежал на белой кружевной фате. Всего одну. Она примет всего одну. Нужно успокоить колотящееся сердце. Проще, если отупеешь, если все чувства уйдут. Она старалась, чтобы таблетки ей не были нужны, но она недостаточно сильна. Может, принять две? Она положила конверт в карман, на потом.

Запила таблетку водой.

Ничего не произошло. Она села на пол спальни, прислонившись спиной к двери. В голове было пусто. Хорошо. Лучше, когда пусто, чем когда по тебе течет это дикое электрическое напряжение.

С постели донесся стон. Она