Дом на болотах - Зои Сомервилл

вам притащил маленько, когда индюшку завозил, но с этой погодой решил, вам нужно еще. Теперь пришла очередь Мэлори нахмуриться.

– Спасибо, – сказала она. – Вы очень добры, но мы сегодня возвращаемся в Лондон, так что, боюсь, уголь нам больше не понадобится.

Мужчина сощурился в небо.

– Тогда поезжайте скорее, мой вам совет.

Скоро по дороге будет не проехать, так валит.

Мэлори вспомнила мужской голос по радио:

«Не выезжайте без крайней необходимости».

– Конечно, поедем, – сказала она, стремясь поскорее уйти. – Еще раз спасибо. Я так понимаю, вы не здешняя, да?

– Я из Нориджа, – сказала она, – но живем мы в Лондоне.

– В Лондоне, – повторил он, растягивая слоги, так что это прозвучало, как будто речь о другой планете. – Ладно, – сказал он. – Точно. Просто… Просто я никак… Нет, ничего.

Она чувствовала, что рядом Фрэнни, та тянула ее за руку.

– Мама, – говорила она, – идем в дом. Я замерзла.

– Так вы лучше поезжайте, пока не завалило все. И осторожней там.

– Да, спасибо, постараемся, мистер?..

– Бейфилд, – сказал он.

Бейфилд. Имя было ей знакомо. Конечно, это имя значилось на магазине. И, поняла она, так звали мальчика из дневника, который задирал Розмари. Он был настоящим. Она словно призрака увидела или ожившего книжного персонажа.

– Вы знали девочку по имени Розмари, она жила в этом доме?

Он ушел в себя, нахмурился, словно Мэлори сказала что-то ужасное, и попятился.

– Знал. Да. Давно это было. А вам для чего?

Но она не ответила. Ей остро не хотелось ни с кем делиться девочкой из записной книжки.

– Я просто думал, может, вы родня или кто, – сказал он, с любопытством в нее вглядываясь. Родня? Нет. Но вообще-то я здесь из-за своего отца, Гарри Скиннера. Вы его знаете? Он оставил мне фотографию этого дома. Дома на Болотах.

Он снова нахмурился.

– Не припоминаю. Простите, мне еще заказы развозить.

Мэлори смотрела ему вслед, опустошенная тем, что никто не знал, кто такой Гарри Скиннер. Но этот мужчина, Бейфилд, знал Розмари. Он и был тем мальчиком, о котором говорилось в дневниках. Хотя Розмари его ненавидела, и по какой-то непонятной причине Мэлори казалось, что она предает Розмари, разговаривая с ним.

Зайдя в дом, они повесили мокрые пальто в кухне и дали воде стечь на плиточный пол. Мэлори велела Фрэнни собираться. Она сняла со шкафа записные книжки и села на кровать, положив их на колени. С собой она их взять не могла – как можно? – они ей не принадлежали. Так какой выход? Мысль о том, чтобы оставить Розмари и недочитанные книжки, была невыносима. Но это было необъяснимо. Она так привязалась к этой девушке. Вся история выглядела так неправдоподобно. Она позволила себе ею увлечься, а автор – кто бы это ни был – всю дорогу ею манипулировал, заставлял ее поверить в абсурдный мир сторонников фашизма и похожих на ведьм старух. А еще она позволила жутковатому старому дому лишить себя покоя. Она спутала две вещи: собственную настоящую печаль и тоску и чувства химеры, выдуманного персонажа. И даже забавная старуха не была такой уж странной, если подумать. Наверное, просто старая сплетница, сующая во все нос. На самом деле – в мозгу Мэлори словно зажегся свет – вот оно! Старуха пыталась ее отвадить. Она все это время пыталась ее напугать, издавала странные звуки, подкладывала записные книжки, чтобы Мэлори их нашла. Может, она их и написала. Господи, Мэлори, какая же ты дура, доверчивая дура. Была какая-то женщина, это правда, но она могла быть кем угодно. Она, без сомнения, пыталась отпугнуть Мэлори, потому что думала, что та собирается купить дом! Наверное, Мэлори выглядела как типичная понаехавшая из Лондона. Здесь таких ненавидели до мозга костей. Да, мужчина поначалу был приветлив, но ей не понравилось, как он отреагировал на имя Розмари. Ей от этого стало не по себе, учитывая, что она прочла о нем в дневнике – это могло быть правдой, а могло и не быть.

Теперь невозможно проверить, насколько правдиво то, что написано в книжках. В любом случае, чем скорее они с Фрэнни вернутся в Лондон, тем лучше.

Не зная, что еще делать, она запихнула книжки под диван. Когда все чемоданы были уложены в машину и они вдвоем тоже уселись, затуманив общим дыханием стекла, Мэлори услышала позади голос Фрэнни:

– Я не могу оставить здесь Ларри. Ему будет одиноко.

Она не дала себе сказать: «Нет, не будет, он умер». Сглотнула.

– Прости, Фрэн, мы не можем его взять с собой. Мы можем… вернуться.

Она и сама себе не поверила. Повернула ключ в зажигании.

Колеса закрутились. Машина не двинулась.

Двигатель работал попусту и кашлял.

– Фрэнни, тебе придется выйти и толкнуть.

– Мама, я не могу!

– Но она сделала, что велели. Колеса снова завращались, Мэлори подумала, что чертова дрянь не стронется, но потом внезапно машина высвободилась, рванулась по дорожке и выехала в проулок, поднимая белые фонтаны с обеих сторон. Мгновение неясности, совершенной пустоты, снег летит наискосок через окаймленный льдом овал лобового стекла, ветер полощет деревья и ее, в мехах, за рулем. Потом ветер стих, снег стал падать вертикально, а не горизонтально. Она обернулась, словно хотела попрощаться с домом, но его было едва видно сквозь густой снег. Мам! – услышала она издали, снаружи. Слишком поздно она нажала на тормоза; машина заскользила. На нее надвинулась белая стена. Машина с глухим стуком остановилась. Ее занесло в твердый снежный гребень.

Сугроб был так высок, что загораживал вид сквозь лобовое стекло. Они бросили машину и вернулись с чемоданами в дом, волоча тяжелые ноги по проулку. Все было плохо, Мэлори умом понимала, что дела плохи, – но в душе она чувствовала тревожное, головокружительное облегчение. Им придется остаться. Теперь у нее нет выбора, нужно дочитать записные книжки, и в то мгновение ей было все равно, правда в них или нет; она должна была их дочитать.

Когда они заходили на дорожку к дому, Мэлори могла бы поклясться, что видела, как из трубы домика напротив поднимается дым.

35

Мать

В тот вечер они поужинали остатками рождественского обеда. Мэлори натопила снега и понадеялась, что, если она прокипятит эту воду для чая, опасности не будет. Пока она заваривала чай, Фрэнни ушла и опустилась на колени перед снежным холмиком, где была похоронена собака, оставила в качестве подношения немножко листьев и камешки. Когда она вернулась, настроение у нее было подавленное, она согласилась поиграть в карты, но все больше молчала. Мэлори пыталась найти по