Избранная лирика - Уильям Вордсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Нас манит суеты избитый путь…"[54]
Нас манит суеты избитый путь, Проходит жизнь за выгодой в погоне; Наш род Природе — как бы посторонний, Мы от нее свободны, вот в чем жуть!
Пусть лунный свет волны ласкает грудь, Пускай ветра зайдутся в диком стоне — Или заснут, как спит цветок в бутоне: Все это нас не может всколыхнуть.
О Боже! Для чего в дали блаженной Язычником родиться я не мог! Своей наивной верой вдохновенный,
Я в мире так бы не был одинок: Протей вставал бы предо мной из пены И дул Тритон в свой перевитый рог!
"It is a beauteous evening, calm and free…"
It is a beauteous evening, calm and free, The holy time is quiet as a Nun Breathless with adoration; the broad sun Is sinking down in its tranquillity; The gentleness of heaven broods o'er the Sea: Listen! the mighty Being is awake, And doth with his eternal motion make A sound like thunder — everlastingly, Dear Child! dear Girl! that walkest with me here. If thou appear untouched by solemn thought, Thy nature is not therefore less divine: Thou liest in Abraham's bosom all the year; And worshipp'st at the Temple's inner shrine, God being with thee when we know it not.
"Прелестный вечер тих, час тайны наступил…"[55]
Прелестный вечер тих, час тайны наступил; Молитву солнце льет, горя святой красою. Такой окружена сидела тишиною Мария, как пред ней явился Гавриил.
Блестящий свод небес уж волны озарил! Всевышний восстает, — внимайте! бесконечный, Подобный грому, звук гремит хвалою вечной Тому, кто светлый мир так дивно сотворил.
О милое дитя! о по сердцу родная! Ты думой набожной хотя не смущена, Со мной гуляя здесь, — но святости полна;
Невинностью своей живешь в блаженстве рая, Ты в горний храм всегда летишь душой, — И Бог, незрим для нас, беседует с тобой.
PERSONAL TALK
ЖИТЕЙСКИЕ ТЕМЫ
"I am not One who much or oft delight…"
I am not One who much or oft delight To season my fireside with personal talk. — Of friends, who live within an easy walk, Or neighbors, daily, weekly, in my sight: And, for my chance-acquaintance, ladies bright, Sons, mothers, maidens withering on the stalk, These all wear out of me, like Forms, with chalk Painted on rich men's floors, for one feast-night. Better than such discourse doth silence long, Long, barren silence, square with my desire; To sit without emotion, hope, or aim, In the loved presence of my cottage-fire, And listen to the flapping of the flame, Or kettle whispering its faint undersong.
"Признаться, я не очень-то охоч…"[56]
Признаться, я не очень-то охоч До тихих радостей молвы скандальной: Судить соседей с высоты моральной Да воду в ступе без толку толочь,
Внимать речам про чью-то мать — иль дочь Невзрачную — весь этот вздор банальный Стирается с меня, как в зале бальной Разметка мелом в праздничную ночь.
Не лучше ль, вместо словоговоренья, С безмолвным другом иль наедине Сидеть, забыв стремленья и волненья? —
Сидеть и слушать в долгой тишине, Как чайник запевает на огне И вспыхивают в очаге поленья?
"Beloved Vale!" I said, "when I shall con…"
"Beloved Vale!" I said, "when I shall con Those many records of my childish years, Remembrance of myself and of my peers Will press me down; to think of what is gone Will be an awful thought, if life have one." But, when into the Vale I came, no fears Distressed me; from mine eyes escaped no tears: Deep thought, or dread remembrance, had I none. By doubts and thousand petty fancies crost I stood, of simple shame the blushing Thrall; So narrow seemed the brooks, the fields so small! A Juggler's balls old Time about him tossed: I looked, I stared, I smiled, I laughed: and all The weight of sadness was in wonder lost.
"Я думал: "Милый край! Чрез много лет…"[57]
Я думал: "Милый край! Чрез много лет, Когда тебя, даст Бог, увижу снова, Воспоминанья детства дорогого, Минувшей дружбы, радостей и бед
Мне будут тяжким бременем". Но нет! Я возвратился, — и тоска былого Меня не мучит, не гнетет сурово, И слезы мне не застят белый свет.
Растерянно, смущенно и сутуло Стоял я, озираючись вокруг: Как съежились ручей, и холм, и луг!
Как будто Время палочкой взмахнуло… Стоял, смотрел — и рассмеялся вдруг, И всю мою печаль, как ветром, сдуло.
TO SLEEP
("О gentle Sleep! do they belong to thee…")
O gentle Sleep! do they belong to thee, These twinklings of oblivion? Thou dost love To sit in meekness, like the brooding Dove, A captive never wishing to be free. This tiresome night, О Sleep! thou art to me A Fly, that up and down himself doth shove Upon a fretful rivulet, now above, Now on the water vexed with mockery. 1 have no pain that calls for patience, no; Hence am I cross and peevish as a child; Am pleased by fits to have thee for my foe, Yet ever willing to be reconciled: О gentle Creature! do not use me so, But once and deeply let me be beguiled.
СОН[58]
О сон! Когда в душе — тоски приток, Забвения даруешь ты крупицы. Обычно ты смиренней пленной птицы, Страшащейся покинуть свой шесток.
Но этой ночью ты — как мотылек, Порхающий беспечно у границы Воды и неба: сядешь на ресницы, Но миг один — и ты уже далек.
Я весь пылаю в нетерпенье жгучем И, словно своенравное дитя, То на тебя ропщу, досадой мучим,
То жажду примиренья не шутя. Ты был врагом, о сон! Стань другом лучшим И сердце убаюкай, низлетя.
TO SLEEP
("A flock of sheep that leisurely pass by…")
A flock of sheep that leisurely pass by, One after one: the sound of rain, and bees Murmuring; the fall of rivers, winds and seas, Smooth fields, white sheets of water, and pure sky: I have thought of all by turns, and yet do lie Sleepless! and soon the small birds' melodies Must hear, first uttered from my orchard trees; And the first cuckoo's melancholy cry. Even thus last night, and two nights more, I lay And could not win thee, Sleep! by any stealth: So do not let me wear to-night away: Without Thee what is all the morning's wealth? Come, blessed barrier between day and day, Dear mother of fresh thoughts and joyous health!
"Земля в цвету и чистый небосвод…" [59]
