Стихи и поэмы - Роберт Саути

СТИХОТВОРЕНИЯ

Чистилище Святого Патрика[1]

«Ну, что ж, — воскликнул страж, — войди!Невемо, что там впереди, —Но вряд ли будешь рад…Возьми, поешь; но много естьНельзя; окажем после честь, —Коль явишься назад».

И хлеб, омоченный в вине,Взял рыцарь Оуэн, вполнеПоняв сей вещий знак;И помощи у Бога Сил,Предвидя битву, попросил:Он знал, кем будет Враг.

И вот он вратарю воследНа монастырский двор грядет,И зрит готовый гробИ чернецов безмолвный ряд;И зрит, как факелы горят, —Но кто же тут усоп?

«Не много пилигримов тут, —Изрек чернец, — и вспять идутНе часто, Пилигрим;Крепись, отмеченный судьбой:Сей гроб, который пред тобой,Содеется твоим.

Устройся в нем, а мы прочтемЧин погребения потом;Ложись! — надежды нетНа то, что в тамошних краяхТвой погребут как должно прах.При жизни будь отпет!»

И рыцарь, гость суровых мест,Оделся в саван, стиснул крест,На миг потупил взор —И лег, и поднял взор горе…И зазвучал в монастыреЗаупокойный хор.

И рыцарь Оуэн бредетМонаху вслед ко входу в Грот…Он чуял вящий страх:Какие ужасы скрывалЗловещий тамошний провал —Не смел сказать монах.

«Ну что ж, войди! — воскликнул страж: —Храни тебя Создатель наш!О, подле этой щели,Бывало, прерывали путь:В Святого Патрика шагнутьЧистилище не смели!»

И рыцарь начал спуск во тьму,И ощупью пришлось емуШагать в кромешный мрак;И бросил он копье и меч,И щит узорный скинул с плеч —Посколь бесплотен Враг.

И скользкою была тропа,И влагой хлюпала стопа,И падала на лобЗа каплей капля: ими сводСочился… Рыцарь шел — и вотСотряс его озноб.

А склон все круче был под ним;И шел с молитвой Пилигрим;Стояла тишь вокруг;Лишь мерно капала вода,И эхо, множась иногда,Будило в нем испуг.

И сколь он шел часов иль дней,Невемо. Стало холодней.Подземная капельУмолкла. Под ногами плескУтих. И — словно зимний брезгВ земную влился щель.

На белый рыцарь вышел свет.Снега… Конца и края нет…И сколь свиреп мороз!..Чернели ребра мерзлых скал,А там и сям торос блистал,Налегший на торос.

Да, здесь бы разом поостылНаинеистовейший пылВ отважнейшей груди!Такое всякого смутит!Но горший и страшнейший видЯвился впереди:

В ледовых глыбах не одинПаломник стыл, и паладин!И, ускоряя шаг,Стремился рыцарь мимо них, —Во льдины вмерзших, но живых! —Безмолвных бедолаг.

И некий непостижный гласРаздался вкрадчиво тотчас;«О смертный! — он изрек: —Те, кто распяты в толще льда,Тебе подобно шли сюда,Злосчастный человек!»

«О смертный! Козней не кую, —Но, жизнь жалеючи твою,Хочу тебе помочь;Покуда жив, покуда здрав,Беги назад, беги стремглав,Беги отселе прочь!»

«Я рек! И вновь даю совет:Беги! От лютых здешних бедСпасенья нет, увы;Я трижды властен произнестьСовет: беги, спасенья несть!Не сносишь головы!»

«Беги! Но ты, похоже, глух…Крепишь молитвою свой дух?Усердно крестишь лоб?»И с ближних скал взгремел обвал,Ледовый оползень сбежал —И рыцаря погрёб.

Раздроблен, мнилось, весь костяк!Нельзя вздохнуть, нельзя никак!Но, жив едва-едва,Всё мыслил рыцарь: с нами Бог! —И мысленно твердил, как мог,Священные слова.

Когда обвал его настиг,Он крикнул в предпоследний миг:«О Боже, огради!..»О, всякий цел средь бед и зол,Кто с верой вящею глаголВозносит из груди!

И рыцарь славный не погиб:Тотчас ледовых груду глыб,Как вихрем, сдуло вон.И рыцарь встал: исчезла боль,И время вновь идти — докольДостигнет цели он.

Не цели, но беды инойДостиг он: пышет лютый зной,Как пышет жар печей;И сердце в ребра тяжко бьет,И пот из каждой поры льет,Что слезы из очей.

В пустыне белого пескаПылала смольная река;Ее кипящий валКатился в жуткие миры,Вздымал горячие парыИ воздух раскалял.

А за рекой виднелся Рай —Садов и рощ зеленый край,Кошница всех плодов;И мнилось рыцарю: плыветК нему журчанье райских водСквозь жар и грозный рев.

Помыслил рыцарь: как же онМинует страшный Флегетон?И бес, возникший въявь,Премощно рыцаря швырнулВ смолу, в погибель, в рев и гул —И крикнул: «Только вплавь!»

И плоть, и кость, и душу жглаСия бесовская смола —Ох, упаси Господь…И кровь, багровый кипяток,По жилам устремляла токСквозь огненную плоть.

Но и средь жидкого огняМолился Оуэн: «Меня,О Боже, сохрани!»И прилетел Господень вздох,Которым праведника БогЦелит во всяки дни.

И выплыл рыцарь — здрав и цел,И в райский ласковый пределСквозь арку дивных вратОн беспрепятственно проник…Сколь ангельский приветлив лик!Сколь чуден лирный лад!

«Хвала тебе, и благодать!О нет, по смерти восседатьНе будешь с нами врозь,Коль, веруя средь бед и зол,Святого Патрика прошелЧистилище насквозь!»

И он, от счастья охмелев,И внемля ангельский напев,Устало канул в сон;И, пробудясь у входа в Грот,Как новый день земной встаетОпять увидел он.

Роберт Саути.

Robert Southey

(1774–1843)

Адельстан[3]

День багрянил, померкая,Скат лесистых берегов;Ре?ин, в зареве сияя,Пышен тёк между холмов.

Он летучей влагой пеныЗамок Аллен орошал;Терема? зубчаты стеныОн в потоке отражал.

Девы красные толпоюИз растворчатых воротВышли на? берег — игроюВстретить месяца восход.

Вдруг плывёт, к ладье прикован,Белый лебедь по реке;Спит, как будто очарован,Юный рыцарь в челноке.

Алым парусом играетЛегкокрылый ветерок,И ко брегу приплываетС спящим рыцарем челнок.

Белый лебедь встрепенулся,Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся —И выходит из ладьи.

И по Реину обратноС очарованной ладьёйПо?плыл тихо лебедь статныйИ сокрылся из очей.

Рыцарь в замок Аллен входит:Всё в нём прелесть — взор и стан;В изумленье всех приводитКрасотою Адельстан.

Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.

Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.

Он у всех залог победыНа турнирах похищал;Он вечерние беседыВсех милее оживлял.

И приветны разговорыИ приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры —Милый стал супругом ей.

Исчезает сновиденье —Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоеньеИ не чувствуют они.

Лишь случается порою,Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою,Одинок и молчалив.

Но при взгляде нежной ЛорыВозвращается покой;Оживают тусклы взорыС оживленною душой.

Невидимкой пролетаетБыстро время — наконец,Улыбаясь, возвещаетДругу Лора: «Ты отец!»

Но безмолвно и унылоНа младенца смотрит он,«Ах! — он мыслит, — ангел милый,Для чего ты в свет рождён?»

И когда обряд крещеньяПатер должен был свершить,Чтоб водою искупленьяДушу юную омыть:

Как преступник перед казнью,Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью;Хлад по членам пробежал.

Запинаясь, умоляетДень обряда отложить.«Сил недуг меня лишаетС вами радость разделить!»

Солнце спряталось за гору;Окропился луг росой;Он зовет с собою Лору,Встретить месяц над рекой.

«Наш младенец будет с нами:При дыханье ветеркаТихоструйными волнамиУсыпит его река».

И пошли рука с рукою…День на хо?лмах догорал;Молча, сумрачен душою,Рыцарь сына лобызал.

Вот уж поздно; солнце село;Отуманился поток;Чёрен берег опустелый;Холодеет ветерок.

Рыцарь всё молчит, печален;Всё идёт вдоль по реке;Лоре страшно; замок АлленС час как скрылся вдалеке.

«Поздно, милый; уж седеетМгла сырая над рекой;С вод холодный ветер веет;И дрожит младенец мой».

«Тише, тише! Пусть седеетМгла сырая над рекой;Грудь моя младенца греет;Сладко спит младенец мой».

«Поздно, милый; поневолеСтрах в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле;Долог нам до замка путь».

Но молчит, как очарован,Рыцарь, глядя на реку?…Лебедь там плывёт, прикованЛёгкой цепью к челноку.

Лебедь к берегу — и с сыномРыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином;Обомлела и дрожит.

И, осанясь, лебедь статныйЛегкой цепию повлёкВдоль по Реину обратноОчарованный челнок.

Небо в Реине дрожало,И луна из дымных тучНа ладью сквозь парус алыйПроливала тёмный луч.

И плывут они, безмолвны;За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны;Парус вздулся и шумит.

И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.

Вот уж ночи половина:Вдруг… младенец стал кричать,«Адельстан, отдай мне сына!» —Возопила в страхе мать.

«Тише, тише; он с тобою.Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценоюЗа блаженство заплатил.

Спи, невинное творенье;Мучит душу голос твой;Спи, дитя; ещё мгновенье,И навек тебе покой».

Лодка к брегу — рыцарь с сыномВыйти на берег спешит;Лора вслед за паладином,Пуще млеет и дрожит.

Страшен берег обнажённый;Нет ни жила, ни древес;Чёрен, дик, уединённый,В стороне стоит утёс.

И пещера под скалою —В ней не зрело око дна;И чернеет пред луноюСтрашным мраком глубина.

Сердце Лоры замирает;Смотрит робко на утёс.Звучно к бездне восклицаетПаладин: «Я дань принес».

В бездне звуки отравились;Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появилисьДве огромные ру?ки.

К ним приблизил рыцарь сына…Цепенеющая мать,Возопив, у паладинаЖертву бросилась отнять

И воскликнула: «Спаситель!..»Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губительНиспровергнут в бездну сам.

Страшно, страшно застоналоВ грозных сжавшихся когтях…Вдруг всё пусто, тихо сталоВ глубине и на скалах.

Баллада[4]