Избранная лирика - Уильям Вордсворт

СКАЛА ДЖОАННЫ[43]

                      Два года ранней юности своей                      Ты подарила дымным городам                      И с тихим прилежаньем научилась                      Ценить лишь те живые Существа,                      Какие жизнь проводят у камина;                      И потому-то сердцем не спешишь                      Ответить на расположенье тех,                      Кто с умилением глядит на горы                      И дружит с рощами и ручейками.                      Ты нас покинула, и все же мы,                      Живущие в укромной простоте                      Среди лесов и нив, не разлюбили                      Тебя, Джоанна! Я бы поручился,                      Что после долгих месяцев разлуки                      Ты с радостью бы услыхала некий                      Обычный наш пустячный разговор                      И подивилась верным чувствам тех,                      С кем ты бывала счастлива когда-то.

                      Тому дней десять — я сидел в тиши                      Под соснами, сомкнувшимися гордо                      Над старой колокольней, и Викарий                      Оставил мрачное свое жилище                      И, поздоровавшись со мной, спросил:                      "Что слышно про строптивую Джоанну?                      Не собирается ль она вернуться?"                      Порассудив о сельских новостях,                      Он принялся выпытывать, зачем                      Я возрождаю идолопоклонство,                      И, как Друид, руническим письмом                      Я высек чье-то имя на отвесной                      Скале над Ротой, у опушки леса.

                      Я ощущал в душе невозмутимость,                      Какая возникает на границе                      Меж старою любовью и досадой,                      И не старался избежать дознанья;                      И вот что я сказал ему: — Однажды                      С Джоанной мы гуляли на заре                      В то восхитительное время года,                      Когда повсюду верба расцветает                      И золотыми жилами струится                      В зеленых перелесках по холмам.                      Тропинка привела на берег Роты                      К крутой скале, глядящей на восток;                      И там пред величавою преградой                      Я замер — я стоял и созерцал                      Скалу от основанья до вершины:                      На необъятной плоскости сплетались                      Кусты, деревья, камни и цветы;                      Прелестная игра нежнейших красок,                      Объединенных властной красотой,                      Одним усильем восхищала сердце.

                      Так я стоял минуты две — и вдруг                      Лукавая Джоанна мой восторг                      Заметила и громко рассмеялась.                      Скала как бы воспрянула от сна                      И, вторя Деве, тоже рассмеялась;                      Им отвечала древняя Старуха,                      Сидящая на гулком Хэммарскаре;                      И Хелмкрег, и высокий Силвер-Хау                      Послали вдаль раскаты смеха; к югу                      Его услышал Ферфилд, а за ним                      Откликнулся громами дальний Лохригг;                      Хелвеллин к ясным небесам вознес                      Веселье гордой Девы; старый Скиддо                      Задул в свою трубу; сквозь облачка                      Донесся снежный голос Гларамары;                      И Керкстон возвратил его к земле.

                      Наш добрый друг Викарий мне внимал                      С растерянной улыбкой изумленья,                      И мне пришлось сказать, что я не знаю,                      На самом деле братство древних гор                      Откликнулось на смех иль, может быть,                      Я грезил наяву и был мой слух                      Обманут потаенными мечтами.                      Но только я уверен, что вдали                      Мы слышали раскатистое эхо,                      И милая Джоанна вдруг прильнула                      Ко мне, как будто требуя защиты.

                      А восемнадцать месяцев спустя,                      Уже один, прохладным ясным утром                      Я оказался около скалы                      И в память о давнишнем верном чувстве                      Я высек на живом ее граните                      Руническими буквами: ДЖОАННА                      И я, и те, кто близок мне, зовем                      Прекрасную скалу Скалой Джоанны.

SONG FOR THE WANDERING JEW

                     Though the torrents from their fountains                     Roar down many a craggy steep,                     Yet they find among the mountains                     Resting-places calm and deep.

                     Clouds that love through air to hasten,                     Ere the storm its fury stills,                     Helmet-like themselves will fasten                     On the heads of towering hills.

                     What, if through the frozen centre                     Of the Alps the Chamois bound,                     Yet he has a home to enter                     In some nook of chosen ground:

                     And the Sea-horse, though the ocean                     Yield him no domestic cave,                     Slumbers without sense of motion,                     Couched upon the rocking wave.

                     If on windy days the Raven                     Gambol like a dancing skiff,                     Not the less she loves her haven                     In the bosom of the cliff.

                     The fleet Ostrich, till day closes.                     Vagrant over desert sands,                     Brooding on her eggs reposes                     When chill night that care demands.

                     Day and night my toils redouble,                     Never nearer to the goal;                     Night and day, I feel the trouble                     Of the Wanderer in my soul.

АГАСФЕР[44]

                         Многопенные потоки,                         Пробежав скалистый путь,                         Ниспадают в дол глубокий,                         Чтоб умолкнуть и заснуть.

                         Стая туч, когда смирится                         Гнев грозы и гул громов,                         Шлемом сумрачным ложится                         На зубчатый ряд холмов.

                         День и ночь косуля скачет                         По скалам среди высот,                         Но ее в ненастье прячет                         От дождя укромный грот.

                         Зверь морской, что в океане                         Крова мирного лишен,                         Спит меж волн, но их качанья                         Он не чувствует сквозь сон.

                         Пусть, как челн, грозой гонимый,                         Пляшет ворон в бурной мгле, —                         Рад он пристани родимой                         На незыблемой скале.

                         Робкий страус до заката                         По пескам стремит свой бег,                         Но и он спешит куда-то                         В сень родную — на ночлег…

                         Без конца моя дорога,                         Цель все так же впереди,                         И кочевника тревога                         День и ночь в моей груди.

From "POEMS" (1807)