Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

В конце платформы я увидел Биля Кинга, потом из вагона вышла Мэрвин и что-то сказала ему — наверное, что здесь слишком грязно; сама она, тщательно причесанная и элегантная, выглядела так, будто никуда не выезжала из Нью-Йорка. Она настолько выделялась своей внешностью среди толпы, что я недоуменно спросил себя, неужели она и в самом деле приехала только ради меня. Первым меня увидел Биль; устремившись к ним, я заметил, что и Мэрвин старается разглядеть меня сквозь пелену дыма. Тут же, на платформе, словно не замечая ни Биля, ни остальных, она крепко обняла меня и расцеловала.

— Дорогой мой, да вы похожи на медвежонка! — воскликнула она.

В том, что Мэрвин поцеловала меня на глазах у всех, было нечто многозначительное. Первое мгновение я опасался, что эту сцену заметит кто-нибудь из моих знакомых, но тут же махнул на все рукой.

— Как прошла поездка?

— Замечательно, — ответил Биль. — Мой мальчик, а ты выглядишь чудесно!

Мэрвин схватила меня за руку.

— Вы нисколько не изменились.

— Конечно, — ответил я.

— Ну, так куда же мы отправимся отсюда? — спросила Мэрвин.

— Куда же мы отправимся отсюда? — повторил я. — «Куда угодно — от Гаарлема до набережной Джерси-сити».

— В таком случае, не будем терять времени, — поторопил Биль. — «Давайте уберемся отсюда поскорее. О радость, о младость! Куда же мы отправимся отсюда?»

Я заметил, что наше шумное поведение привлекает общее внимание. Не ускользнул от меня и быстрый взгляд, который бросил на Мэрвин Патрик, стоя у раскрытой двери автомобиля с пледом в руках. В машине Мэрвин снова вложила свою руку в мою, и я крепко сжал ее под пледом. Всю дорогу мы смеялись и болтали. Биль знакомил Мэрвин с Бостоном, показал ей библиотеку и церковь св. Троицы. Мне казалось, что мы нарочно болтаем без умолку, словно боимся, что если замолчим, то обязательно что-то произойдет. Как часто я пытался представить себе обстоятельства, при которых привезу сюда Мэрвин!

— А Хью ожидает нас? — поинтересовалась она.

— Конечно.

— Да, да, — вмешался Биль, — ждет не дождется, чтобы взглянуть, кого Гарри привез на сей раз.

По этим словам Биля я сразу понял, что он подробно рассказывал ей о моей семье. Мне совсем не хотелось, чтобы Мэрвин вообразила, будто в нашем доме не все ладно. Я был бы огорчен, если бы она почувствовала себя здесь чужим человеком. Однако теперь, в присутствии Мэрвин, я и сам стал ощущать, что обстановка в нашем доме давит на меня сильнее, чем когда-либо раньше.

Встретив нас в холле, Мери проводила Мэрвин в отведенную для нее комнату; я отнес туда ее чемоданы, а Хью показал Билю его спальню. Мы предоставили Мэрвин большую голубую гостиную с окнами на улицу, и горничная Анна уже поджидала ее там, чтобы помочь распаковать вещи.

— Когда Мэрвин приведет себя в порядок, — сказал я Мери, — приходите в библиотеку, мы будем ждать вас.

Я пришел в библиотеку, когда там еще никого не было. Ожидая, я думал о том, что Мэрвин сейчас у нас, в нашем доме. Я пытался представить себе, как она будет выглядеть, когда войдет сюда без шляпки и перчаток, словно постоянно живет в этом доме. Но первым пришел Биль.

— Биль, у тебя есть все, что нужно?

Он ответил, что у него есть все, что нужно.

— Биль, надеюсь, Мэрвин понравится здесь.

— Не сомневаюсь. Почему ей может не понравиться?

— Меня бы огорчило, если бы у нее создалось впечатление, будто у нас тут все слишком уж чопорно.

Биль успел взять газету и теперь пробегал глазами заголовки. При моих словах он снова положил ее на стол.

— Послушай, оставь ты эту манеру держаться так, будто ты боишься, что Мэрвин начнет есть не той вилкой.

— Да я вовсе не держусь так.

— Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Именно так ты держался со мной, когда я впервые приехал сюда.

Я промолчал, услышав на лестнице шаги Мэрвин и Мери. На Мэрвин был новый, прекрасно сшитый дорожный костюм, который она, очевидно, купила специально для этой поездки. Я заметил, как она быстро окинула взглядом комнату — книги, отцовские гравюры, тяжелые кожаные кресла и вишневого цвета, плотно задернутые, драпировки на окнах.

— Да тут чудесно! — объявила она. — Именно так, как я и представляла себе.

— Надеюсь, у вас в комнате есть все, что нужно, — сказал я и нажал кнопку звонка. Хью почти тотчас же вырос на пороге, из чего следовало, что он подслушивал где-то поблизости.

— Подай нам имбирное пиво, — распорядился я, — а мистеру Кингу виски с содовой. Так, Биль?

— А что мне? — спросила Мэрвин.

— Подай все на подносе, Хью, — добавил я.

— А мне? — вставила Мери. — Да перестань ты беспокоиться о том, что подумает Хью!

— Что, что? — заинтересовалась Мэрвин. — В чем дело?

— Да так, пустяки… Хью будет шокирован, если обнаружит что вы с Мери пьете виски, — пояснил я. — Вот почему я велел подать все на подносе — мы потом можем сами вымыть стаканы.

— Вы хотите сказать, что он будет обнюхивать стаканы? — удивилась Мэрвин.

— Хью у нас ужасный ябедник, — пожаловалась Мери.

— Ну что ж, — вмешался Биль. — Если так нужно, помоем стаканы сами. Девушки, вы, надеюсь, не хотите терять свою репутацию?

— Дело не в репутации, — заметил я. — Хью может проболтаться слугам, а потом слушок дойдет до матери.

— О! — воскликнула Мэрвин.

Мы понизили голоса, заметив, что Хью уже возвращается. На низенький столик перед камином он поставил на подносе вазу со льдом и стаканы.

— Я еще нужен вам, сэр? — спросил он.

— Нет, на сегодня все, Хью.

Я вынул связку ключей, открыл шкафчик под книжными полками у окна, достал две бутылки и поставил их на поднос.

— Сколько вам налить, Мэрвин?

— Глоток. Добрый глоток чего-нибудь покрепче.

Мэрвин всегда отличалась такой манерой разговаривать, но сейчас мне хотелось, чтобы она не прибегала к своим излюбленным выражениям, пока Мери не сойдется с ней ближе.

— А знаете, что мы сделаем? — заявила Мэрвин. — Мери, вы с Билем будете пить из одного стакана, а мы с Гарри из другого. Потом в два другие стакана мы нальем имбирного пива и выльем его за окно.

— Недурно придумано, — одобрил я.

Все рассмеялись, за исключением Мери, — она выглядела раздраженной.

— Не обращайте внимания на Гарри, — повернулась она к Мэрвин. — Гарри у нас вечно чего-то боится.

— Знаю, знаю, — улыбнулась Мэрвин. — Уж такой он человек, и нисколько не меняется. Признаться, я даже рада, что он не меняется.

— Кто бы мог подумать, что Гарри так геройски вел себя на войне, — продолжала Мери.

— Послушайте, — вмешался я, — не говорите обо мне так, словно меня здесь нет. Я и без того знаю, что вы обо мне думаете.

Но что бы они ни думали, я понимал, что прав, предпринимая некоторые меры предосторожности. Если мать узнает, как мы проводили время в библиотеке, — неприятностей не миновать.

Еще и сейчас, когда я вспоминаю об этом визите Мэрвин Майлс, на душе у меня появляется какой-то неприятный осадок. Я ловлю себя на том, что перебираю в памяти все подробности того дня, размышляю, почему в ту или иную минуту вел себя так, а не иначе и почему сказал то, а не другое. Не в наших с Мэрвин силах оказалось сделать ее визит другим, хотя мы оба так старались, что одно лишь воспоминание о наших усилиях вызывает у меня сострадание к себе.

Дело было вовсе не в том, что именно сказала она и что именно говорил я, а скорее в том, о чем мы оба думали. Мне даже не казалось, что кто-то из нас испытывает неловкость, хотя теперь-то я хорошо понимаю, как должна понимать и она, что время от времени в нашем оркестре звучали неверные нотки. Мэрвин с жадным любопытством рассматривала каждую мелочь в доме, что вообще-то не вызывало удивления, поскольку все тут было для нее новым, все казалось важным, однако ее чрезмерный интерес заставлял меня нервничать. Когда она рассматривала картину Иннеса над камином, или большое полотно на противоположной стене (коровы, стоящие в мелком пруду), или разглядывала ножи для разрезания бумаг, или перебирала книги, или протягивала руку, чтобы небрежно прикоснуться к тем или иным вещам, я никак не мог отделаться от чувства, что она — посторонний человек. Мне хотелось, чтобы каждый относился к ней так же, как отношусь я, однако от меня не укрылось, что все видели в ней чужую. Мери относилась к ней как к чему-то притягательному и необычному и была особенно мила. Позже она много раз говорила, как сильно ей понравилась Мэрвин. Мать тоже была приветлива и перед отъездом Мэрвин даже подарила ей «Опыты» Эмерсона, о котором они беседовали. Мэрвин, как и Биль, обладала даром быстро находить общий язык с собеседником. Мне и самому теперь кажется непонятным, почему я все время боялся, что она вот-вот скажет что-нибудь не так; мои опасения ни разу не оправдались.