В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

не хотелось засорять ржавым железом девственное плато хотя бы с поверхности. В бочку сунули драные сапоги, севшие батарейки и неисправные аккумуляторы. Прочие отслужившие вещи сожгли – надо избавляться от балласта. Несмотря на то что продуктов очень сильно поубавилось, груза было еще многовато для двух лодок. Назавтра, уже невзирая на дождь и морось, все-таки отплыли.

Первый день сплава прошел на удивление гладко. Река стала глубокой и полноводной, изобиловала излучинами и плесами со спокойной водой, где для скорости приходилось согласованно грести. Байдарочный способ в лодках с занятой грузом серединой не годился. Еще весной мы сняли с весел вторые лопасти и надставили алюминиевые древки деревяшками. Гребки с кормы по законам гидродинамики получались мощнее, чем с носа, это приходилось учитывать, чтобы сохранить нужный курс. Мелей, где нужно соскакивать и волочить суда по камням, уже не было.

Пользуясь моментами отдыха, Юра, привстав на корме или облокотившись на багаж, снимал великолепные лирические пейзажи, смахивающие в мороси и тумане на японско-китайские акварели. За ближними и средними планами огромного меандра в капельной взвеси справа еле заметным дымчатым силуэтом вставал масштабный полукруг Зевинских скал, напоминающих знаменитые Ленские столбы. Камни и плавник у воды, неожиданно выныривающие по курсу склоненные над рекой стволы были усеяны сотнями полупрозрачных шкурок личинок, из которых вывелись взрослые веснянки. Однако самих насекомых видно не было, да и мелкий гнус по случаю непогоды не очень донимал.

На стремнинах от нашего каравана удирали еще нелетные выводки больших крохалей – почти целиком высунувшись из воды, шлепая лапами и култышками крыльев, поднимая тучи брызг. Через некоторое время самка ныряла под самый берег и оттуда хриплыми криками призывала несмышленых детей отказаться от соревнования на скорость – занырнув, пропустить вперед странные оранжевые предметы. Мы и сами забирали в сторону, чтобы не разбивать выводок. Поодиночке выныривающие за кормой утята-пуховички вновь начинали бежать по воде, но уже медленнее и труднее – против течения. Облегченно собирались в кучу и успокаивались, когда подлетала и приводнялась мать.

С открывавшихся впереди плесов срывались табунки ушедших на линьку селезней шилохвостей и чирков, время от времени высоко в пасмурном небе тяжелыми черными снарядами пролетали поперек нашего курса горбоносые турпаны. «Хорошие тут на Зеве угодья, – бубнил позади меня Николай, – даже странно, что после Обера пустуют! Дичь есть, но добираться, конечно, муторно, и не знаю, как тут с пушниной…»

После впадения в Зеву ручья Песчаного случилась заминка – река разделилась на три протоки. Две из них представляли заваленные разнокалиберными камнями перекаты, а глубокая третья оказалась перегороженной толстенной, недавно упавшей пихтой. С лодки рубить препятствие было несподручно: река норовила утащить плавсредство под завал в гущу полоскавшихся в струях ветвей с еще зеленой хвоей. Пришлось причаливать и посменно обрубать мешающие ветки, перерубать ствол в двух местах, стоя в холодной воде по пояс и борясь с течением. А к вечеру Зеву стиснуло черными базальтовыми «щеками» с еловым лесом поверху, и мы до ночи проходили длинную шиверу[18], окончательно вымокнув и замерзнув. На скорую руку разбили бивак там, где застала тьма. До трех ночи под непрекращающейся моросью сушились у костра, потом, плюнув, забрались в сырые спальники в мокрой еще со старта палатке.

Спустя три часа мы с Костей совершили нечто вроде подвига – снова были на ногах. Требовалось добрать километраж точечных учетов птиц по Гринбергу. Но наши хождения по ельникам до 10 утра принесли мало пользы: большинство птиц молчало, по ненастью пели только заводные корольковые пеночки, лишь изредка подавали голос таловки, мугимаки и синехвостки. Лес глухо стонал от ветра. В связи с учетами и прочими делами свернули лагерь и снова тронулись в путь только после двух. А задерживаться не следовало бы.

Почти сразу мы попали в переплет. Пошла неприятная зыбь, потом начался порог с лабиринтом огромных камней, сквозь который с ревом протискивались беснующиеся пенные струи. Соваться туда на неповоротливых груженых лодках было равносильно самоубийству. Один берег плохой – нагромождение скользких камней и замшелых скал в густых зарослях ивняка и ольшаника. Другой еще хуже – прижимы с крутыми подъемами и спусками по верхней кромке.

Но делать нечего – причалили, разгрузились, в несколько приемов перетащили на горбу вещи к концу опасного участка. Лодки пронести посуху не удавалось из-за их габаритов, а сдувать, сворачивать и снова надувать не хотелось – точно потеряли бы больше часа. Пустые легкие лодки решили спускать по порогу на длинных веревках, контролируя их движение с берега. Это было бы отличной идеей при наличии ровных галечников или песчаных кос.

Поминутно оскальзываясь и падая, мы бежали за пляшущим в вихрях пены первым суденышком, пытаясь длинными стропами направить его в нужное русло. Носовым концом старались задавать курс, а кормовой конец натягивали, чтобы лодку не развернуло боком и она не черпанула воды. Но скорость лодки была гораздо выше нашей скорости на берегу, натянутые веревки постоянно запутывались в кустах, и мы только тормозили бег судна. В результате оно зарывалось в буруны, принимало все новые порции воды, перехлестывающей через корму. Приходилось то и дело прыгать в воду, перехватывать веревки, отталкивать упругие борта от острых камней.

На середине порога суденышко понесло не в тот рукав, мокрый кормовой конец вырвался из рук, лодка встала лагом против течения. Тут уж пришлось травить и носовой конец, чтобы ее не сложило между камнями. Почувствовав свободу, лодка пулей вылетела на стрежень, прошлась длинным извилистым зигзагом между грозными скалами, тыкаясь то носом, то кормой во все препятствия, разворачиваясь и крутясь. Наскочив бортом на наклонную плиту, она легко перевернулась днищем вверх и долго мелькала уменьшающимся морковным пятном между бешеных валов, украшенных белыми барашками. Опустив налившиеся свинцом руки, мы безнадежно переглянулись и поплелись вниз по берегу.

На наше счастье, лодку выбросило на камни на первой же излучине, немного ниже оставленного груза, но на другом берегу. Все вздохнули с облегчением – потеря была бы невосполнимой.

Проводка второй лодки далась несколько легче – мы получили кое-какой опыт, изучили (в том числе коленями и локтями) коварный рельеф берега, кроме того, догадались увеличить остойчивость пустой лодки, насыпав в нее камней. Но вообще проблема выглядела острой: как двигаться по бурной реке дальше, если на проводку каждой лодки через порог уходит больше получаса и все силы четырех человек? Плюс час на разгрузку и обнос груза по берегу.

Дальше река казалась не столь опасной. Еле выгребая поперек течения, сплавали за