В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

только что угрожавшей смертельной опасности приходит постфактум. Вот тогда-то и начинают непроизвольно дрожать колени, ноги становятся ватными, прошибает холодный пот, а разыгравшееся воображение услужливо рисует фатальные варианты развития событий. Хотя на деле их вероятность может быть и не столь высока, как представляется.

Сейчас же я был полностью уверен: гибель неминуема и неотвратима, вопрос только в том, когда у меня иссякнут последние силы и как долго и мучительно я буду тонуть. Страха не было, лишь смертная тоска. И горькое сожаление, что жизнь оказалась коротка и успел так мало.

Больше не будет путешествий, знакомств с новыми местами, встреч с новыми животными и людьми. Мои научные и жизненные планы никогда не претворятся. Я больше не увижу друзей, родственников, жену, маму, сына… Саша этой осенью пойдет в первый класс, но я уже не поведу его за руку… А Надя? Наверное, она уже получила эту дурацкую телеграмму «Вышли к морю. Когда обратно – не знаю…». Или вот-вот получит, только меня к этому времени уже не будет. Первое время еще останется надежда – «пропал без вести». Ведь, похоже, никто не узнает, при каких обстоятельствах я погиб. Ах, Надя-Надежда! Для меня-то надежда кончилась!

Тут я не сдержался и завыл в голос. Дальше помню урывками – был нервный срыв, состояние истерики. Тратя драгоценные силы, я выл, рычал, вопил, стенал, тоскливо и однообразно ругался. При этом продолжал двигаться вперед, скорее по инерции, подталкиваемый в спину течением. И все ждал, когда споткнусь и не встану, сзади нахлынет роковая волна и нить сознания навсегда прервется.

Вдруг обнаружил себя еле хромающим уже не по центру реки, а почти у правого берега, заваленного камнями и заросшего кустами. Каким образом мне удалось преодолеть глубины фарватера – не ведаю, возможно, так вывела отмель. Меня шатало, ноги не держали, я то и дело падал в воду, поднимался, используя весло как опору. Еще не знал, хватит ли сил выбраться на берег. Мозг пока не сигнализировал о спасении, все по-прежнему было плохо.

Стоп! Бесформенное светлое пятно по курсу, смутно виднеющееся в подступившей темноте, приобрело очертания человеческого тела. Человек лежал ничком, по грудь в воде, раскинув руки вдоль кромки берега, голову заслонял валун. Я подковылял ближе.

Николай… труп Николая…

Новое потрясение едва меня не доконало. Я не сомневался, что вижу мертвое тело, настолько неестественной и безжизненной была поза. Наверняка захлебнулся, сбило течением и вынесло к берегу. Я оцепенело стоял над товарищем, боясь наклониться, перевернуть, окончательно удостовериться в непоправимом.

Вдруг крепкие пальцы левой руки охотника судорожно сжались, шурша галькой. Раздался тихий стон. Напрягая остатки воли, бросился вытаскивать тело с мелководья, но больная нога подломилась, я рухнул на колени и дальше действовал уже на карачках. Откуда-то взялась энергия, чтобы перевернуть Николая навзничь и отволочь его до кустов. Он был без сознания, да и я, видимо, вырубился и впал в обморочное состояние на какое-то время.

Очнулся я от того, что Николай тряс меня за одежду на груди. С трудом сел, еле согнув спину. Ног не чувствовал вовсе. Было совсем темно, моросило, от реки зябко сифонило. Николай спотыкающейся скороговоркой задавал вопросы, испытующе глядя мне в лицо:

– Ты как здесь очутился? Лодку нашу не видел? Юра, Костя где? Я ведь не сразу понял, что тебя сзади нет, думал, запрыгнул на корму. Быстро понесло! А дальше тяжело пришлось одному-то… Как стал причаливать, лодку выводить – поскользнулся, упал в бурун, похоже камнем по башке получил. Пришел в себя уже здесь… Так не видел ты нашей лодки? Если упустили – совсем хреново!

Я вкратце рассказал свою историю. Без лишнего драматизма, стыдливо опустив душещипательные подробности и крайние эмоции. Про то, что счел его покойником, сообщать напарнику тоже не стал.

– Башка гудит, крепко приложился! Ого, какая шишка! Хочешь пощупать, Жень?

– Утром гляну… Что делать-то будем, Коля?

Если не считать искренней радости от воссоединения экипажа, наше положение было незавидным. Два продрогших человека в насквозь мокрых энцефалитных костюмах, штормовках и сапогах. У одного что-то с ногой, у другого как бы не сотрясение мозга. У каждого по неполному коробку спичек, замотанных в несколько слоев полиэтилена. Охотничий нож в ножнах на поясе у Николая, складной нож в нагрудном кармане энцефалитки у меня. Водонепроницаемые часы. Маленький флакончик «Дэты». Однолопастное алюминиевое весло с надставленным деревяшкой древком. Более ничего, если не считать мелочей: огрызка карандаша, промокшего полевого дневничка, иголки с ниткой. Лодки нет, провизии нет, снаряжения нет. Где другой экипаж и его лодка – неизвестно. А до Охотничьего еще ох как далеко! Смерть перестала дышать в затылок, но отползла и затаилась неподалеку в ожидании.

– Надо костерок запалить, иначе околеем. Сперва погреемся, обсохнем, дальше видно будет… – прохрипел Николай и принялся шарить вокруг, собирая жалкие мокрые прутики тальника. Для «воскресшего покойника» и человека, недавно получившего травму головы, он передвигался на удивление проворно. Я силился помочь ему – не получилось, ноги не слушались.

Через четверть часа колдовства и проклятий огонек все же затеплился в затишке между камнями. В тусклом неверном свете мы придвинулись как можно ближе к скупому источнику тепла. Николай стащил с меня болотники, попутно вылив из них десяток литров чуть нагревшейся воды. Разуть правую ногу стоило больших усилий и острых болевых ощущений. Наконец из раструба ботфорта показалась распухшая вдвое лодыжка, обмотанная мокрым жгутом сбившейся портянки.

– Эк тебя перекособлыжило! Не перелом ли? Ну ладно, лежи, а я опять за хворостом, вот-вот погаснет огонь-то…

Тоже вылив воду из сапог и перемотав портянки, Николай исчез во мраке. Мне показалось, что отсутствовал он вечность. Наконец появился со стороны реки, на лице блуждала улыбка.

– Нашел я нашу лодку-то! Чуть ниже стояла, уперлась в корягу на повороте, едва заметил. Еле доволок сюда против течения. А весла моего так и нету, потерял, уплыло! Одно твое осталось. Ну все, теперь поживем!

На душе немного отлегло. Повеселевший Николай принялся таскать груз из лодки, я оказался уже в состоянии подняться и помогал ему как мог, прыгая на одной ноге и опираясь на весло-костыль. С обретением топора куда лучше пошло поддержание костра. Но соорудить долгоиграющую нодью не получалось – не было подходящих бревен. Нормальных кольев для тента тоже не сыскали.

Огонь то разгорался, то затухал, мы продолжали жаться к нему почти вплотную – хотелось отогреть промерзшие до костей организмы как следует. Рукава и переднюю часть энцефалиток до дыр прожигали отлетающие угольки и искры, но мы не обращали внимания на