В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

Земля удэге

Исследования среднего и верхнего течений Бикина традиционно начинались для нас с поселка Красный Яр. От Верхнего Перевала два часа на пазике до Олона, потом переправа на лодках на левый берег Бикина. Все, дальше вверх по течению дорог нет, только водой. В Красном Яру некогда располагалась основная полевая база Юрия Болеславовича с Юрием Борисовичем. Именно из окрестностей этого поселка происходят хрестоматийные снимки гнезда рыбных филинов с двумя птенцами в полудупле тополя, сделанные совсем молодым Юрой в начале 1970-х. Ныне выгнившее изнутри исполинское дерево упало, и гнездовой участок, используемый не одним поколением птиц, переместился глубже в лес.

Красный Яр – большое село, здесь постоянно проживает свыше полутысячи человек. Главным образом удэгейцы, а кроме них и другие народы тунгусо-маньчжурской группы: нанайцы (в основном рода Дункай), орочи, ульчи. Русских мало. Да и больших удэгейских родов, судя по однообразию фамилий, не так уж много: Канчуга, Индига, Пеонка, Суонка, Геонка, Суляндзига, Уза. В 1907–1908 гг. Арсеньев насчитал на Бикине не менее 10 кочевых поселений (джуасикси) этого племени. Даже крупные поселки (йохо) бикинских удэгейцев в результате разрушительных наводнений временами перемещались по руслу. Долгое время основными были Метахеза и Сяин, где родился наш Юра. Красный Яр начали строить на высоком, защищенном от паводков берегу только в 1957 г.

Сейчас на Бикине живет более трети всех удэгейцев, остальные распределены по югу Хабаровского и северу Приморского краев в бассейнах Самарги (село Агзу), верховьях Хора, Анюя и Хунгари (села Гвасюги, Уни), среднем течении Имана и Арму (Дальний Кут, Рощино). На Имане их осталось совсем немного. Тем не менее в 2007 г. там был создан национальный парк «Удэгейская легенда», охватывающий 76 763 га. А во времена Арсеньева стойбища удэге доходили до самого юга Уссурийского края.

Похоже, Владимир Клавдиевич изначально был об удэгейцах не очень лестного мнения. В ранних книгах он называл их та́зами и изображал забитым деклассированным племенем, постоянно угнетаемым китайцами. О гольдах (нанайцах) и орочах он отзывался с куда большей теплотой. Вряд ли Арсеньев, подобно Фенимору Куперу, делил аборигенов на «свой – чужой» по субъективным колониальным меркам: естественно, делавары, сражавшиеся на стороне англичан, – благородные и отважные, а гуроны, воевавшие за французов, – дикие и вероломные! Возможно, дело в личных качествах надежного спутника и друга, гольда Дерсу Узала, по сравнению с которым представители других народностей выглядели бледно. Впрочем, в более поздних произведениях исследователь пишет об «удэхейцах» уважительно, считая не столько лесным, сколько речным народом, отдавая должное их знанию водных артерий, мастерству владения плавсредствами и навыкам рыбалки. По современным представлениям, почти исчезнувшие тазы – отдельный этнос смешанного происхождения, наиболее близкородственный удэгейцам.

Предки удэгейцев заселили Уссурийский край с востока и северо-востока, первоначально они, как и орочи, жили на побережье Татарского пролива и на восточных склонах Сихотэ-Алиня. Вольные удэгейцы были способны виртуозно подниматься вверх против течения бурных рек без всякого мотора, находя струи противотечений у берегов, проталкиваясь на шестах, зигзагами пересекая стремнины. Они прекрасно запоминали меняющееся каждый год расположение речных рукавов. Знали, где прятались коряги, где образовался опасный залом, где пробило новый водоток, а где устье протоки замыло и она превратилась в слепую старицу. Длинные долбленые лодки-баты были достаточно маневренны, а лодочные носы в виде лопаты позволяли не разрезать своенравную волну, а мягко ложиться на нее. На одноместных лодочках-оморочках («омо-ороч» – один человек) удэге заплывали в самые укромные уголки водного лабиринта. Рыбу в основном кололи острогой, но использовали и удочки, подобия переметов, плетенные из прутьев ловушки.

Естественно, береговые люди ходили и в тайгу – ставить петли и самострелы на пушных зверей, добывать мясо и оленьи панты при помощи копья и стрел, искать целебный женьшень, заготавливать папоротник, дикий лук, ягоды и грибы. Жили в землянках-туэдзи, чумах-тоза, шалашах-кава. Носили запахивающиеся на боку халаты-тэгэ, ноговицы-амухи, узорные головные накидки с беличьим хвостом на макушке, обувались в унты и олочи. Поклонялись многочисленным духам разных природных стихий. Умирали от болезней, голода, погодных катаклизмов, несчастных случаев на реке и в тайге, редко доживая до старости.

Не стану долго описывать, как повлияли на удэге (и на сотни других коренных народов) блага и пороки надвинувшейся цивилизации – и так все ясно! Лодочные моторы и огнестрельное оружие, электричество и грипп, лекарства и водка, промышленные товары и новые продукты, христианство и социализм, возможность получить образование и невозможность найти нормальный заработок, утрата родного языка и обычаев, частичная ассимиляция.

В 1990-е гг. Красный Яр представлял собой не слишком презентабельное зрелище, впрочем как и почти любой поселок в российской глубинке. На воде – хаос лодок, у воды – скопление подгнивших почерневших лодочных сараев на сваях, на угоре – скособоченные жилые бревенчатые дома, администрация, школа, почти пустой магазин. Мы сразу устремлялись с палатками в леса (когда нужно было обследовать окрестности поселка) либо останавливались у ученика и коллеги Бориса Константиновича – Василия Батаневича Суляндзиги (если требовалось договориться относительно транспорта вверх по реке). Авторитетный Василий Батаневич в то время был директором местной школы и учителем математики.

В те годы для найма моторных лодок и людей с целью забросок по реке стремительно обесценивающиеся деньги ничего не значили – все равно на них нельзя было купить в поселке почти ничего стоящего. В качестве валюты котировались горючее и запчасти (их у нас не было), а также спирт (запасы которого были ограничены). Приходилось учитывать, что путь вверх, против течения, долгий и съедает больше бензина, зато путь вниз опаснее из-за значительного риска наскочить на корягу, камень или угодить под залом. Естественно, наши проводники получали косвенную выгоду от таких путешествий: пользуясь случаем, делали крюки и незапланированные ночевки для посещения своих бараков, вволю охотились и рыбачили.

Как и у других народов Сибири, у удэге неважно с ферментом алкогольдегидрогеназой. Легко пьянеют, а выпив, часто становятся агрессивными. Похмелье у них долгое и жестокое, порой они пребывают в «корюзлом» сумрачном состоянии много часов. Переговоры отнимали немало нервов: жители поселка, как правило, просили плату вперед, но мы, учитывая нестойкость удэгейцев к спиртному, настаивали на передаче спирта постфактум. Однажды, когда мы ненадолго отошли от избушки понаблюдать птиц, двое наших провожатых нашли в недрах экспедиционного багажа запас спирта – к счастью, не весь! Следующие сутки оказались полностью потеряны: пришлось ждать, пока они протрезвеют и смогут нормально вести лодку. Тем не менее большинство удэгейцев выглядели моложе своих