В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

Но я молчу и напеваю про себя…

К счастью, в щелочном аккумуляторе мы не нуждались, хотя сейчас я ковылял словно бы под его тяжестью.

Я быстро устал, вспотел, стоило поискать какую-нибудь колоду, чтобы сесть передохнуть. Вот удобная, делаю шаг в сторону. Вдруг прямо из-под ноги вылетает вальдшнеп и, вместо того чтобы сразу скрыться в зарослях, начинает неловко порхать вокруг с мелким трепетанием крыльев и хриплым кваканьем «хве-хве-хве».

Понятно! Самка отводит от выводка. Прячусь в кустах, растягиваюсь на мокрой лесной подстилке, наблюдаю. Минут через пять вальдшнепихе надоедает прикидываться больной, и она опасливо приземляется в центре полянки. В хитросплетении травы замечаю спешащих к ней пестрых птенцов. Покопошившись, она снова взлетает, но тяжело, поджав развернутый хвост под себя. Ну неужели?! В охотничьих и орнитологических кругах так и не решен вопрос: могут ли вальдшнепы и бекасы при опасности переносить своих птенцов по воздуху, зажав их между цевками ног (или прямо в лапах) и страхуя подогнутым хвостом, как подносом?

Не удалось разрешить загадку и сейчас – птица полетела в угон, я видел только рябую спину. Был ли у нее под брюшком вальдшнепенок, не разглядел. Пролежал полчаса в ожидании и надеждах, постепенно пропитываясь сыростью. Но, к моему разочарованию, больше «ничто не шелохнулось», птенцы затаились, вальдшнеп не возвращался. Да уж, растянут здесь брачный сезон у вальдшнепов. Сейчас встретил выводок, а еще вчера в пасмурном вечернем небе мы наблюдали вполне бойкую тягу: три или четыре раза токующие самцы проносились над крышами пасеки. Впрочем, весенняя тяга вальдшнепа, продолжающаяся до самого конца июня, да еще средь бела дня, уже знакома мне по Вологодчине.

К лагерю я вернулся, сделав круг и держась ближе к руслу. Дождавшись схода тумана, обнаружил приятные птичьи редкости: спугнул со старицы пару чирков-трескунков, углядел молодую чернозобую гагару и первого чешуйчатого крохаля на Зеве напротив устья Каменного. Пробную вылазку после травмы можно было считать удачной. Обогнув сараи и помахав рукой Николаю, прихрамывая, вышел к речной стрелке – умыться.

На раскисшей синеватой грязи близ треугольного мыса – лабиринт разнообразных следов, старых и свежих. Разлапистые наброды амурского барсука и енотовидки, стежки соболя, американской норки и выдры, глубокие дырки от копыт изюбря и косули. Пятерни медвежьих лап разного размера – я пока так и не научился отличать по следу бурого от белогрудки. А Николай и Юра умеют! Много наследили на стрелке отдыхающие цапли и утки. Весь звериный шабаш происходит в темное время суток, днем большинство персонажей неактивны, и встретить их – большое везение.

О, вот и тигр! Немного дальше от береговой няши – цепочка округлых кошачьих отпечатков чуть шире ладони. Исходя из размера лапы – тигрица или молодой зверь. Как-то не думал, что тигры заходят так далеко в верховья Бикина. На Бурливой и Каменке следам пребывания тигра мы не особо удивлялись, ведь вдоль восточного склона Сихотэ-Алиня он поднимается на север почти до Советской Гавани. А здесь следы довольно старые, расплывшиеся, и все равно по спине пробежал легкий озноб.

Тигр

Дерсу Узала называл счастливцем того жителя тайги, который не видел Амбу (тигра). По убеждениям Дерсу, увидеть его – знак того, что с человеком скоро случится что-то нехорошее. Учитывая опасность, которую всегда представлял этот хищник для плохо вооруженных аборигенов Дальнего Востока, – вполне здравое суждение.

Увы, я отношусь к таким «счастливцам». За все сезоны полевых исследований в Приморском крае не видел тигра ни разу. Хотя он меня, уверен, видел многократно! В ходе совместных бикинских экспедиций не встречали тигров и мои спутники. Хотя, конечно, в другие годы, чаще осенью и зимой, видеть их приходилось – и Юре, и Николаю, и Богдану. У меня есть знакомые, которым повезло встретиться с тигром в первый же их приезд на Дальний Восток.

На Бикине присутствие этого верховного хищника ощущалось постоянно, в том числе и опосредованно. Ни Николай, ни Богдан, ни Саша Даневич, ни другие знакомые охотники-промысловики не держали собак. Зная по Енисею, какую пользу приносит хорошая лайка на промысле, я посчитал это странным, забыв про особую «любовь» тигра к этим потомкам волков.

«Все равно тигра унесет, скорее рано, чем поздно! – безнадежно махнув рукой, ответил на мой вопрос Богдан. – Я заводил лаек дважды, только обучишь, привяжешься – хоп, и все! Один раз в тайге на Биамо пса подкараулил, другой раз прямо со двора украл. Заметь, ни у кого в Охотничьем собак нет, держать их – только тигру к поселку приваживать…»

Действительно, в уединенных таежных поселках на Бикине не услышишь привычного собачьего перелая.

В первый же наш выход в маршрут на протоке Ниоло случился весьма показательный эпизод. Отойдя буквально полкилометра от избы, я вспомнил, что забыл кое-что из необходимого снаряжения, и, попросив Костю подождать, вернулся на базу. Прямо возле дома поверх следов наших сапог на мягкой влажной почве отпечатались здоровенные кошачьи лапы. Чувства тревоги, опасности, как от свежих медвежьих следов, даже не возникло. Подсознательно я понимал – если тигр захочет меня убить, это случится мгновенно, я все равно ничего не успею предпринять.

Захватив нужное снаряжение, я воссоединился с Костей и рассказал ему о следах. «В точности как описано у Арсеньева! Помнишь, Дерсу выронил трубку, вернулся обратно, чтобы найти, и обнаружил, что тигр шел буквально по пятам», – сказал Костя.

С соседней сопки вечерами доносились громкие голоса изюбрей – не высокий протяжный рев осеннего гона, а басовитое грозное рявканье, типичное для весны и лета. Однажды мы обратили внимание, что самый ближний и нижний из оленей рявкает не коротко и отрывисто, а с какими-то долгими затухающими раскатами, напоминающими отдаленный гром. Сразу вспомнили, что в литературе неоднократно описывалось, как тигр может приманивать изюбрей, подражая их голосу. И каждый вечер все больше убеждались, что это – рыканье тигра.

По утрам, выходя наружу, мы порой улавливали едкий запах, напоминающий запах кошачьей мочи, наиболее отчетливый по задним внешним углам избы. Ночами тигр метил венцы сруба, чтобы мы не забывали, кто здесь хозяин. А днем и вечером продолжал порыкивать, покашливать, временами ходил теми же тропами, что и мы, старательно впечатывая поверх наших свои следы. Судя по их размерам, это был крупный самец. Так бок о бок с тигром Костя и я прожили десяток дней и вполне привыкли к его незримому присутствию. В полном соответствии с записями дальневосточных классиков