В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

мы ходили в накомарниках, но это страшно неудобно: душно, сквозь сетку ничего не видно, бинокль к глазам не поднесешь, а мошка и мокрец все равно проникают в любую дырочку и мельтешат перед носом[22].

Подгоняемые серой дымкой мошки́, быстро отмахали веслами 15 км вниз от Каменного. По расчетам, Зева вот-вот должна была впасть в Бикин, но меандр следовал за меандром, плес за плесом, а устья все не просматривалось. Пойменные леса по бортам долины стояли наполовину затопленные водой. Наконец впереди забрезжил простор большой реки. Чуть-чуть не доплыв до широкой воронки устья, причалили и высадили Юру с камерой и треногой на зыбкий берег – будет снимать торжественный момент. Почти все аккумуляторы давно сели, бензин для генератора тоже кончился – с помощью остатков горючего пришлось несколько раз разжигать огонь во время тайфуна. Все последние дни гнали и экономили на съемках, но уж по такому случаю…

Апельсиновыми дольками лодки торжественно выплыли на сизую ширь. Ну, здравствуй, Бикин – «русская Амазонка», вот и состоялась наша первая встреча с тобой в этом сезоне!

«Русская Амазонка»

Такое словосочетание, по мнению большинства людей, следует отнести, скорее, к Амуру – реке, не достигающей амазонских масштабов, но все же огромной. Правда, Амур-батюшка – река главным образом таежная и лесостепная, лишь сравнительно небольшой участок ее долины в Среднем Приамурье занят кедрово-широколиственными лесами и пышной пойменной растительностью южного облика. Да и не российский Амур целиком, а русско-китайский, а с верховьями – Аргунью и Керуленом – русско-китайско-монгольский.

А вот амурский приток второго порядка, Бикин, под определение «русская Амазонка» вполне подходит. Если не считать пограничной Уссури, Бикин – длиннейшая река Приморья, 560 км от истока до устья. По площади водосбора (22,3 тыс. км²) он немного недотягивает до соседей – Хора и Имана, но превосходит их в сохранности богатой и разнообразной теплолюбивой флоры и фауны, навевающей любому натуралисту мысли о тропиках. Крутой нрав полноводной реки вкупе с частыми погодными катаклизмами добавляют правомерности громкому эпитету. Причем горные верховья Бикина, как, впрочем, и Амазонки, вовсе не субтропическо-тропические, а весьма суровые и холодные.

Еще Арсеньев в начале XX в. отмечал, что Бикин – самая лесистая река Уссурийского края. Где-то между Улунгой и Лаухэ она начинает разбиваться на протоки и рукава, образуя огромную пойменную долину, а вновь начинает течь широким главным руслом только в маньчжурской лесостепи ниже Верхнего Перевала. Из-за непредсказуемого гидрорежима и постоянно меняющейся сети рукавов сплав леса по реке невозможен. Бревна вывозили только по зимникам, да и то близ поселков. Это и спасло здешние леса от масштабных вырубок.

От паводков с подмывом берегов и прочими неприятностями поселки низовьев защищали высокими земляными дамбами. Подобная дамба, отгораживающая русло и кусок поймы от дворов и строений Верхнего Перевала, высилась прямо за участком Бориса Константиновича и Анастасии Ивановны. На нижнем конце их двора ближе всего к дамбе стоял старый пустующий домик – покосившийся, со сгнившими и частично провалившимися половицами, явно переживший до возведения дамбы не одно наводнение. Мы с Шурой облюбовали ветхое строение для своего постоя и расположились весьма вольготно. В одной из задних комнат нашли более-менее горизонтальный квадрат пола, чтобы постелить матрасы и спальники. Попахивало крысиной мочой, крыша в паре мест протекала, но в целом жить можно! В передней комнате с ободранным столом оборудовали камералку, рядом в кладовке свалили экспедиционное снаряжение и припасы. Под окнами за забором и дамбой шелестели ветви ольх и тополей, за деревьями шумела река. Костя по настоянию хозяев ночевал в новом жилом доме на верхнем краю обширного участка, за огородом и теплицами.

Умываться и чистить зубы бегали на Бикин через дамбу. Прямо напротив сливались одна маленькая и две крупные протоки. Занимаясь водными процедурами на берегу, мы любовались живописным видом бурных вешних вод, разделенных полупрозрачными кулисами лесной поймы. Буквально на второе или третье утро мы страшно пожалели, что пренебрегли главным правилом орнитолога и не взяли биноклей. По камням стрелки между протоками расхаживала маленькая сгорбленная цапля зеленовато-дымчатой окраски с черной косицей и яркими желтыми ногами. Зеленая кваква – птица, широко распространенная по тропикам и субтропикам всего земного шара, но в России встречающаяся только на Дальнем Востоке[23].

Вот так Бикин начал показывать нам свои сокровища.

Хотелось разглядеть экзотику получше, но цапля бродила далековато от нас, порой совсем скрываясь в утренней дымке испарений. С тех пор Шура и я непременно захватывали бинокли в дополнение к мылу, полотенцам и зубным щеткам. Возможно, именно после этой встречи в наших головах крепко засело сравнение Бикина с Амазонкой. А может, мы впервые услышали его от Бориса Константиновича?

Однажды в июле мы с Костей остановились с палаткой на длиннющей галечной косе Бикина в 12 км выше Верхнего Перевала. Племянник Бориса Константиновича Сергей забросил нас на моторе с тем, чтобы вниз мы потом сплавились сами на резиновой лодке. Со стороны реки галечник завершался огромным наносом плавника – окатанных бревен и пней-осьминогов, так что с топливом проблем не было. С другой стороны открывался спокойный залив, коса постепенно переходила в широкую песчаную отмель со следами мягкотелых черепах и воронкообразными ямками, в которых мы с минимальным успехом пытались найти круглые кожистые черепашьи яйца. За заливом, под сопкой, шли протоки и старицы, заросшие мелким пионерным ивняком. Носились крупные стрекозы – коромысла и редкие булавобрюхи кольчатые, мечта любого коллекционера. Рыбачили черноклювые речные крачки. На другой стороне основного русла зимородки сверкали крохотными голубыми сапфирами, подлетая к своей норе в высоком береговом обрыве.

Косу выбрали не случайно. На ее узком дальнем конце гнездилась пара уссурийских зуйков – скрытных краснокнижных куличков, обычно предпочитающих мелкие каменистые лесные речки. Костя поставил на безопасном для гнезда расстоянии треногу, через день птицы привыкли к ней и позволяли снимать секреты своей частной жизни. Вылупление мы, правда, пропустили, но зато с интересом фиксировали, как родители водят трех пестрых пуховичков. Иногда куличиное семейство подходило прямо к нашей палатке, предусмотрительно разбитой на отшибе.

Как-то вечером неподвижная липкая духота середины лета вдруг сменилась настоящим светопреставлением – впрочем, типичным для здешнего климата. Ураганный ветер принес страшную грозу с ливнем, розовые молнии били так густо, что небосвод казался клубком извивающихся светящихся змей. Воздух был наэлектризован до предела, запах озона перебивал все другие ароматы.

Дожди не перестали и на следующий день, и послезавтра. Судя по стремительному подъему воды,