В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

латиноамериканские страсти и новые витки сюжета. Глобализация достигла даже затерянного в бикинских дебрях удэгейского поселка Красный Яр.

Наш отряд продолжал сплав по Зеве, уповая, что кризисный участок преодолен, пороги кончились, водопада не будет и дальше пойдет легче. А собственно, куда деваться?! Главное – поспеть в Охотничий к назначенному сроку.

Мы прошли устья Антоновского и Ветвистого ручьев, одолев за день 30 км – больше, чем за предыдущие пять дней. На скорости сказывалась и все более высокая осадка лодок. Кажется, мы вырвались из ловушки, уготованной нам Зевинским плато. Прорезав его борт, река постепенно изменялась – пошли петли, излучины, косы, участки пойменного лиственного леса. Исчезли зеленые пеночки и таловки, появились ополовники, короткохвостки, урагусы, сплюшки. Сплошной дождь перестал. Несмотря на продолжающуюся пасмурную погоду и частые залпы мороси, потеплело, временами даже становилось душно. Ветер совсем стих, когда ненадолго проглядывало солнце, все заволакивало белесым туманом испарений. В сумерках он густел и фосфоресцировал, над водой танцевали поденки.

Как-то вечером к реке вышел бык-изюбрь, забрел на мелководье по колено и принялся аппетитно чавкать водной зеленью. Увидев контуры лодок, выплывающих из полосы тумана, угрожающе рявкнул и в три прыжка скрылся в лесу. В другой раз протоку Зевы перед нашим носом переплыла косуля, еще одну спугнули с косы – звери жались к воде, измученные гнусом. Стрелять не стали – жалко, не сезон, да и некогда было возиться с разделкой.

Правда, свежего мяса хотелось. Продукты катастрофически заканчивались. Уже давно не было сухой картошки и сухого молока, какао и сгущенки, подсолнечного масла и юколы. Намокшая мука, по выражению Николая, «размуздрыкалась» так, что из нее не сделать даже клецок (а лепешки печь все равно не на чем). Осталось две банки тушенки, десяток бульонных кубиков, по горсти рожков, риса и пшена. Внезапно кончился чай, хотя нам казалось, что где-то в багаже должна быть еще целая большая пачка. Стали заваривать брусничный и смородиновый лист – тоже вполне тонизирующий напиток получался, хоть и без сахара.

Перешли на рыбную диету – не впервой. Замедлившееся течение на плесах заставляло нас браться за весла и интенсивно грести для скорости. Но над перспективными ямами Николай и Юра откладывали весла и на ходу по нескольку раз забрасывали разнокалиберные блесны, пока мы с Костей подруливали. Смугло-латунных ленков откладывали на уху. Хариусов и пахнущих свежим огурцом серебряных сигов на ночь присаливали и клали под гнет – к завтраку будет малосолка. Щук отпускали – по здешним меркам невкусная, сорная рыба. Хотя как бывает вкусна и нежна фаршированная рубленой черемшой с майонезом сардона (так именуют щуку на Енисее), испеченная прямо в шкуре на угольях! Пальчики оближешь…

В сумерках разбивали лагерь на косах, уповая на то, что речной ветерок будет сдувать облака мокреца. Размечтались, как же! Классическая наваристая уха без всего – лишь оковалки крупно нарезанных ленков, соль да лаврушка, – остывая в мисках, равномерно покрывалась, словно слоем молотого черного перца, бесчисленными телами мельчайших насекомых. Душистая уха приобретала своеобразный легкий привкус, но снимать «накипь» было бесполезно – налетали все новые и новые самоубийцы.

«Ничего, лишний белок не помешает. Они нас едят, мы – их!» – рассеянно приговаривал Юра, споро орудуя ложкой, отплевываясь и отмахиваясь от наседающего гнуса. Спать на воздухе под полиэтиленом из-за бесчинств мокреца стало уже невозможно. Снова пришлось перебраться в мокрую душную палатку и выбегать оттуда ночью по команде.

Однажды, пересекая широкий и глубокий плес-у́лово, мы наблюдали, как раз за разом выстреливают в воздух стайки мальков, очевидно спасаясь от преследования крупным хищником. Чья-то длинная спина стремительной торпедой бороздила темную воду, поднимая волну, как от лодки. На вираже хлестко ударил хвостовой плавник – аж эхо отозвалось!

Юра спешно кинул весло назад вдоль борта, достал и привел в боевое положение свой спиннинг. Вытащил самую большую блесну с металлическим поводком и устрашающим тройником. Заброс – мимо! Еще два – впустую! На четвертом броске в дальнем конце у́лова началось бурление. Рыбина кинулась догонять блесну, затем над водой разверзлась пасть, как нам показалось – с небольшую дверь! Гигантский таймень заглотил добычу и кинулся прочь.

Рывок! Юра быстро стравливал леску, но ослабления ее натяжения, не говоря уж о провисании, все не было. Наконец таймень вроде затормозил, и Юра стал крутить катушку обратно, осторожно выводя трофей. Новый рывок! Застопоренная леска зазвенела, а лодка, набирая скорость, тронулась за рыбой. Рывки следовали один за другим, Юра вращал катушку вперед-назад, то выбирая, то отпуская леску, наклоняясь и откидываясь, направлял выгнутый дугой спиннинг то вверх, то вбок. Лодка, влекомая огромной рыбиной, неслась все быстрее, несмотря на противодействие Кости с кормовым веслом.

«Причаливай, причаливай! К берегу греби!» – надсаживаясь, орал Косте с нашей лодки Николай. Найти точку опоры не получалось, лодка шла неровными галсами, рыба в своей стихии явно была сильнее. Признаков усталости таймень не выказывал, его рывки становились все резче, зигзаги в пенных вихрях – все круче. На поворотах показывался зеленоватый с красным отблеском бок. Николай тоже бросил весло и очень переживал, рефлекторно повторяя то движения Юры, то скачки тайменя. Впереди замаячил перекат, а прямо по курсу вдруг возникла опасная коряга. Костя пытался табанить уже обоими веслами – своим и подхваченным Юриным.

Крак! Дзынь!

Вершина спиннинга обломилась, леска оборвалась, и таймень благополучно ушел с блесной на губе, махнув нам хвостом на прощание. Костя отвернул от коряги. Юра, тихо ругаясь, принялся собирать искалеченную снасть. Мы с Николаем сокращали расстояние, энергично подгребая к их лодке.

– Видали, как он нас тащил? А пасть-то какая! Килограммов бы на 20 потянул, а то и больше! – в тоне потерпевшего неудачу рыбака сквозило, скорее, восхищение.

– Силен чертяка, с резиновой лодки такого не возьмешь, – разочарованно протянул Николай. – Эх, жерлицу бы на него да переночевать!

– Коряга виновата, – убежденно заявил Юра. – Леса зацепилась, и тут он направление сменил. Иначе бы выволок!

Николай с сомнением покачал головой.

Через три переката Николай немного реабилитировал нашу рыболовную бригаду, выудив небольшого таймешка на 6 кг. При разделке в желудке хищника обнаружились две довольно крупные рыбехи, в которых Юра признал амурских чебачков. Москвичи (то есть мы с Костей) тоже иногда бросали снасть, но с более скромным успехом.

Пройдя за очередной день около 26 км и миновав немного за полдень устье Липоу, мы остановились у впадения в Зеву ручья Каменного. Здесь на мысу стояло несколько бараков. Хотя было только семь вечера и еще не начинало смеркаться, порядком изнуренные греблей, мы сочли за благо причалить и наконец переночевать под