Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

Наташа давно не видела мужа таким веселым.

— Я влюблен в Ходжаева! — закончил свой рассказ Григорий, передав и последние слова парторга. — Вот человек! Настоящий коммунист! А ведь он мне ровесник, может быть, на год-два старше! Я ему все рассказал и высказал, что хотел, что нужно было. И знаю — поможет! Все идет отлично! Вот только Трофимов мне много крови портит... Да разве только мне? Надоели с ним стычки. Каждый день! Каждый день!

— И это говорит десантник! — повторила Наташа слова Ходжаева.

На другой день Григорию позвонил Трофимов.

— Слушай, Корсаков, — официальным тоном начал он, — ты рекомендующих уже нашел себе?

— А почему вдруг этот вопрос встал? — спросил Григорий.

— Да неладно получается, — послышался голос в трубке, — заместитель председателя месткома — и вдруг кандидат партии с... дореволюционным стажем, — хохотнул Трофимов.

— А-а-а! — протянул Корсаков. — Сам я могу ходить в кандидатах, а вот должность моя — никак.

Некоторое время трубка молчала.

— Если еще не нашел, — услышал затем Григорий, — зайди... Я могу тебе дать рекомендацию... Ходжаев меня расспрашивал о тебе... интересуется...

— Спасибо, — ответил Григорий. Про себя добавил: «Даже о таком деле — и то по телефону! Неужели нельзя было пригласить, посадить, побеседовать по-человечески?»

Здравствуй, мама!

Так получилось, что партийный билет и удостоверение о присвоении квалификации помощника машиниста экскаватора Григорию вручили в один и тот же день.

Наташа считала это очень хорошим предзнаменованием и не то в шутку, не то всерьез заявила, что по такому поводу просто нельзя не выпить. Решили, как только окончательно поправится маленькая Наташка (она уже третью неделю мучилась коклюшем), собрать небольшую вечеринку.

— А то совсем заржавели, — обосновала Наташа свое предложение. — Доморощенные остряки говорят, что одни живут для того, чтобы работать, другие — работают для того, чтобы жить. Я считаю, что мы с тобой будем жить и работать для того, чтобы работать и жить.

...Направили Корсакова в известный на стройке экипаж Анвара Таджиева. Анвар — маленький, худенький, с бритой головой, со стороны посмотришь — мальчик да и только. Было просто непонятно, как такому малышу подчиняется большая серьезная машина. Видно, знал подход к ней Анвар, если его фотография постоянно была «прописана» на Доске почета базы механизации.

«Хотят, чтобы он из меня сделал настоящего экскаваторщика», — думал Григорий, в первый раз идя на стройплощадку меднообогатительной фабрики, где работал экскаватор Таджиева. И за этим «хотят» вставали молодое, умное лицо Ходжаева, всегда смеющиеся глаза Андреева, Наташа, взъерошивающая мужу волосы.

— Рота, смирно! Равнение на середину! — послышалась звучная команда. Григорий увидел вытянувшегося во фронт Таджиева, страшно вращающего глазами по сторонам. «Рота» — натруженно рокочущий экскаватор и помощник Анвара, сидящий в кабине за рычагами, — не торопились выполнять команду.

— Вольно! Сам рядовой, — отрапортовал Корсаков и обнялся с Таджиевым.

Тут же договорились, что Григорий будет работать в паре с Анваром, а нынешний его помощник уйдет в другую смену.

— Поднатаскался парень, — уважительно произнес Таджиев, — и сейчас ему не нужна крепкая рука, — вытянул он свою худенькую, но жилистую руку.

Кажется, пророчество жены о «хорошем предзнаменовании» начинало сбываться. Войдя в комнату по возвращении со стройплощадки, Григорий увидел сидящую за столом маленькую фигурку. Окна завешены, со света рассмотреть, кто сидит, было просто невозможно. И все-таки что-то подсказало Григорию — мать!

— Ты совсем, совсем, мама? Здравствуй, мама! — обрадованно шептал Григорий, опустившись возле старушки на колени. Мать спрятала лицо в шевелюре сына.

— Какой же ты большой стал!

— Это не я большой стал, а ты меньше, — засмеялся Григорий. — Совсем девочка, вроде нашей Наташки маленькой...

— Что ж... Молодые тянутся вверх, к солнцу, а старые — к земле, пока она их совсем не закроет, — спокойно произнесла мать и спохватилась: — Ой, да что же я? Разве такие разговоры для первых минут встречи? Давайте, рассказывайте, рассказывайте!

Наташа, зардевшись, сказала, что о своих новостях расскажет после. Мать незаметно скользнула взглядом по ее фигуре.

— Приехала... совсем. Дом продавать не стала, хотя от покупателей отбою нет с тех пор, как в поселке узнали, что собираюсь ехать к детям. Не могу — и все! Ведь там каждый кирпичик положен отцом, каждая дощечка выстругана его руками, каждая яблонька посажена им. А мастерская? А инструмент? Четверть века прожили с отцом, гражданскую войну прошли вместе. Так разве он уйдет когда из памяти? Хоть и нет его, а все равно он есть! — горячо проговорила мать.

В конце концов, с домом ей просто повезло. К Поповым, родителям Виктора, приехали родственники с Дальнего Востока. Домишко-то у них свой не очень большой. Вот она и позвала Поповых жить в отцовском доме, как в своем, а родственники там остались. Денег нам много не надо, вы хорошо зарабатываете, раз каждый месяц такие посылки да переводы слали, а у людей свой угол будет неплохой. Она попросила только, чтобы никаких перестроек в доме не делали, и мебель берегли.

— А ты знаешь, Гриша, какое сегодня число?

— 19 ноября.

— В этот день ты вернулся домой...

Григорий осторожно погладил мать по плечу и щекой прижался к ее лицу.

— А где же моя внученька? — спохватилась мать. — Совсем одурела от радости, старая!

— Она в яслях, — ответила Наташа. — Скоро пойдем за ней.

— И я с вами! Внучку поскорее увижу, да заодно посмотрю, что вы хоть тут делаете. Какой город? Какой завод строите? Ехала — толком ничего не рассмотрела. Одни ямы да кирпичи!

— Тогда пошли сейчас, — предложил Григорий, — стемнеет — и того не увидишь.

— Пошли, пошли, — захлопотала мать. — Я вот только внученьке захвачу кое-что.

— Как у нас в совхозе, такие же хоромы, — критически оглядела мать переулок, едва они вышли со двора.

— Подожди, подожди, не торопись, мама, — перебил ее сын. — Посмотрим, что ты потом говорить будешь!

— И то, посмотрим, — согласилась она.

— О! Здесь уже совсем как город, — остановилась мать, когда они свернули на улицу Ленина. — Смотри-ка! И дома, как в Ташкенте, даже лучше еще! А ну, пошли-ка дальше!

Григорий переглянулся с Наташей, и они прибавили шаг. Мать ловко