Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко

небесах, Ваятеля пречудным даром Была на тех представлена вратах, Как будто мир двоякий. Полшара правая казала врат страна: Над ним склоненна твердь, луна, Небесна зодияка знаки, Числом раздельным шесть; Полшара левая, — в таком же чине. Людей, пернатых, скот, и самых рыб в пучине Рука художника умела произвесть…

Как видно, Бунина вернула в текст рассуждения о причинах, побуждающих художников заниматься искусством. Как мы уже указывали, поэтесса интересовалась нормативной поэтикой классицизма: она сделала краткое переложение «Правил поэзии» (Cours des belles-lettres, ou Principes de la littérature) аббата Баттё, снабдив их примерами из русской поэзии, перевела «Науку о стихотворстве» (L’ art poétique) Буало, недаром он упоминается поэтессой в предисловии. В названных трактатах разработаны вопросы творческой мотивации, и на их фоне процитированный фрагмент прочитывается как травестия.

Это не единственный пример отступления. Например, при описании подожженного небесным огнем Парнаса Бунина дает ироническую оценку современной ей поэзии:

Сия последняя всех прежде запылала, Всех прежде жертвою пожара стала: Затем что с низа до верхов Была завалена стихами, И что, будь сказано меж нами, В соборе том стихов Иные были суховаты; Сухие же скорей зажгутся и стихи! И так Парнас, подтопкою богатой, За наши вмиг сгорел грехи![429]

Парнас в ее насмешливой трактовке оказывается не населен музами и грациями, а завален «сухими», то есть плохими, бездарными стихами. Бунина иронизировала над неумелыми авторами, и это был смелый шаг. Поэтессы и ранее позволяли себе метапоэтические рассуждения, но лишь ради оправдания своих литературных занятий. Насколько нам известно, она была первой поэтессой, обратившей критический взгляд на других авторов.

Метапоэтический план, по нашему мнению, оказывается едва ли не более существенным для понимания поэмы, чем фабульный. Бунина выстраивала его, в частности, представляя читателям процесс создания поэмы. Основная часть ее соображений пришлась именно на предисловие, для сюжетной же части важны «болтовня», авторские отступления и образ читателя, к которому автор периодически обращается: «Не спорь, читатель мой; а паче / Ты храбрость с дерзостью не числи за одно!»; «Читатель скажет мне: / Я встретил ложну вставку»; «Читатель ведает богатство стран восточных»; «Читатель! ведаешь ты сам, / Что часто к собственной стремимся мы напасти». Несколько отступлений адресовано самому автору: «Воздушный путь мне вовсе нов! / С каких начну я слов? / Каким себя обогащу примером?»

Итак, проблема политической интерпретации сюжета о Фаэтоне не может быть решена окончательно на данном этапе. На наш взгляд, «антинаполеоновская» линия в аллюзионном толковании выглядит более основательной, чем «антиалександровская», — однако и это толкование (если оно оказалось реализовано), вероятнее всего, было внеположно замыслу Буниной. При внимательном чтении поэмы и особенно авторского предисловия к ней становится ясно, что «Падение Фаэтона» являлось прежде всего металитературным высказыванием, представлением авторского кредо. На это указывают, во-первых, восстановление первоначальной редакции и полемика с редакторами в предисловии к публикации 1812 года; во-вторых, введение в текст отступлений и обращений к читателю, преимущественно на литературные темы, и, соответственно, выведение на первый план автора-повествователя, что для аллюзионного текста было совершенно не нужно[430]. Таким образом, «Падение Фаэтона» встраивается в металитературный контекст «Неопытной музы».

Публикация двухчастного сборника стала для Анны Петровны Буниной попыткой манифестации собственной авторской позиции. Положение поэтессы на момент издания первой книги было во многом исключительным. С одной стороны, она уже состоялась как литератор: за ее плечами было почти десять лет публикаций в литературной периодике и опыт перевода нормативных дидактик. С другой стороны, «Неопытная муза» была ее полноценным дебютом. Бунина не могла не осознавать и свое особое положение — женщины, дерзнувшей заявить о себе как о серьезном литераторе: об этом свидетельствуют не только «Пекинское ристалище» и «Разговор между мною и женщинами», но и запись в альбоме, а также предисловие к «Падению Фаэтона». Поэтому Бунина столь тщательно подошла к составлению двух частей «Неопытной музы». Как мы полагаем, в ее задачи входили определение своей эстетической позиции, обозначение литературных ориентиров и репрезентация себя как поэтессы. Литературную позицию Буниной по итогам рассмотрения «Неопытной музы» можно признать сложной. Она стремилась заявить о собственной независимости, но в рамках литературного этикета, воздав должное тем, кого считала своими учителями; продемонстрировать одновременно глубину и драматизм личного опыта и способность к самоиронии. Именно последнее качество позволило Буниной удачно обозначить свое место в литературном пространстве. Таким образом, «Неопытная муза» является важнейшим источником в изучении профессионализации женского литературного труда.

Глава 4. Формирование авторской репутации Анны Буниной

Начало литературной деятельности. «Русская Сафо»

Авторское становление Буниной пришлось на 1800‐е годы, когда русская литература переживала значительные трансформации: пересматривались принципы литературного творчества, заново определялся жанровый репертуар, вырабатывался новый литературный язык, формулировались новые требования к писателю. Ю. М. Лотман описывал рубеж XVIII–XIX веков как время «сочетания „уже не“ и „еще не“», «исторический и культурный аромат которого заключен в богатстве, неопределенности, незавершенности»[431]. Выбор творческого амплуа стал в это время важнейшей задачей для начинающего писателя, а его успешность определялась реакцией публики, читателей и критиков. Взаимодействие и взаимоопределение писателя и публики отражались в писательской репутации, образе автора в современном и последующем читательском восприятии. Личность писателя в ее соотношении с творчеством стала на рубеже веков объектом пристального внимания критиков и читателей, что делает изучение писательской репутации