Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открытое заседание «Беседы», на котором Крылов читал «Падение Фаэтона», состоялось 11 ноября 1811 года в доме И. С. Захарова. Публика услышала сокращенный вариант стихотворения, он же был напечатан в «Чтениях в Беседе любителей русского слова». В 1812 году поэтесса опубликовала авторскую редакцию текста во второй части сборника «Неопытная Муза». В предисловии Бунина возмущалась сделанными поправками и вела полемику со своими редакторами, сократившими не только отдельные строки, но и целые фрагменты:
Таковое сокращение, как я слышала, было сделано в некоторых местах за вялость или неблагородство слога; в некоторых за ненужную плодовитость; а в некоторых для того, что определенные для чтения два часа были предоставлены двум сочинениям, гораздо моего превосходнейшим. Выпущенные в подлиннике моем места объявляли о себе, естьли не ущербом смысла, то, по крайней мере, недостатком сочетания рифм[424].
«Неопытная муза» вновь опровергает собственную неопытность и восстает против литературных наставников.
Говоря о сочинениях, «превосходнейших ее», Бунина, очевидно, имеет в виду речь И. С. Захарова «Похвала женам» (об этом сочинении см. подробнее в главе 2 нашей работы) и пространную поэму «Великодушие вельможи русского» П. М. Карабанова, которые читались в тот же день. Она замечает: «„Падение Фаетона“ есть почти первое стихотворение, в котором не руководствовалась я советами просвещенных моих наставников»[425]. Что побудило до того времени внимательную к рекомендациям мэтров поэтессу вдруг изменить тактику?
С одной стороны, массированная правка коллегами по «Беседе» выглядела естественно: мэтры помогали неопытной стихотворице, девице, милостиво принятой в почетные члены «Беседы». Однако, судя по предисловию, для Буниной было принципиально важно опубликовать исходный текст:
Большого труда, большого над собой насилия стоило мне отрещись от тех ученых поправок и прекрасных стихов, коими «Фаетон» мой был украшен при чтении. Знаю, сколь много теряю, представляя его в первобытном, грубом состоянии, но присваивать себе чужое благоразумие почитаю хищничеством, всякое воровство превышающим[426].
Далее Бунина разбирает и сличает с авторским оригиналом фрагменты, поправленные беседчиками, отстаивая собственную правоту. Как можно видеть из разбора, дело было не в нежелании присвоить ненароком чужое, поэтесса стремилась отстоять свое право — право автора — на самостоятельное высказывание:
Равно недоумеваю я, почему исключено краткое умствование Юпитера? Мне сказали, будто бы умствование сие, сколь ни кратко, имеет две погрешности: первое, что невместно величию бога как бы изумляться непрочности вещей собственного его творения; второе, что неприлично рассуждать там, где должно действовать. В том и другом обвинении взываю я к наилучшим языческим писателям…[427]
Таким образом, поэма стала тем полем, на котором поэтесса хотела продемонстрировать свою самостоятельность.
Благодаря отступлениям на различные, в том числе литературные темы, «Падение Фаэтона» становится металитературным высказыванием. Так, например, Бунина возвращает в поэму весьма большой фрагмент, изъятый беседными редакторами:
Минервы хитрыя трудов. Такою зримою повсюду простотою, Которая трудней всех вычур и затей, Я мышлю, право, так, что, смолвясь меж собою, Художники, для выгоды своей Потворствуя друг другу… Иль, может, предприяв, искусство утаить, Надеялись они подделаться к природе, И выпустить молву в народе, Что стены, свод, столпы, ступени и помост, Не суть работы рук, но есть игра случая, А случай и в игре всегда бывает прост. Один лишь там себя от прочих отличая, Казал на выставку Вулкан В прехитростной работе За тем ли, чтоб вознесть кузнечный сан; За славою ль гонясь, иль просто по охоте; В досаду ли врагу, Я ведать точно не могу; Лишь знаю, что не все, кто славою гремели, Ко славе пламенели: Их кисти, молоты, резцы, Для разной избирались цели; И зодчие, ваятели, певцы, Каменосеки, Во все, как в наши веки, Для множества трудилися причин Стремясь прославиться один; Другой — от скуки; Иной — любя науки; Иной — металла звуки; Тот стал художником, чтоб многих превзойтить; А тот, чтоб милой угодить, Иль несколько ея прибавить славы: У всякого свой вкус, свои и нравы![428]В варианте, опубликованном в «Чтениях в Беседе любителей русского слова», этот фрагмент выглядит так:
Минервы хитрыя трудов. В затейливой работе, Казалось, истощил искусство там Вулкан. За тем ли, чтоб вознесть кузнечный сан; За славою ль гонясь, иль просто по охоте; К чертогам на восток врата он изваял Из чистого сребра, толикого искусства, Что вещью низшею считался в них металл. Вселенная, с земным богатым шаром, С луной, с звездами в
