Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда же, стоя над едва различимым земляным холмиком, Глотов бесповоротно решил, что больше кошки в его квартире жить не будут. Во всяком случае, что ещё очень и очень долго – наверняка. Потому что, казалось, предательством это будет. Всё равно ведь никто им Кузю не заменит, пусть память о нём останется незамутнённой. Нехорошо, кощунственно сравнивать, конечно, но словно бы похоронив родного человека. Сразу же сказал об этом ребятам, чтобы не вздумали принести в дом кого-нибудь с улицы, такие поползновения и раньше случались не однажды.
И вот, почти три месяца спустя, возникла эта девочка с такой же коробкой из-под обуви и выглядывавшим у неё из-за пазухи третьим котёнком, лишь одна его усатая мордочка виднелась. Но какая мордочка… Точь-в-точь Кузина: чёрно-белая, идеально симметричная, пополам делящая её от кончиков ушей до розового носика, с ровной белой дорожкой посреди лба и двумя круглыми жёлтыми глазами. Кошек, похожих на Кузю, он и раньше встречал немало, но уж больно разительным было сходство. К тому же отлично помнил он Кузю таким же маленьким котёнком. Впору подумать было о реинкарнации или какой-нибудь сходной напраслине о переселении душ. И будто бы проникшись этими его сомнениями, котёнок жалобно глянул на него, пискнул. Чем и предопределил свою судьбу. Но окончательно сражён был Глотов, когда, взяв котёнка в руки, удостоверился, что у того одна лапка белая, а другая чёрная, как у Кузи. Что это возможный Кузин отпрыск, исключалось совершенно, и не только потому, что время не совпадало. Кузя был выхолощен и никогда не покидал квартиры – вынужденное изуверство, когда живешь в большом шумном городе на восьмом этаже да ещё с такими дверями. Разве что какое-нибудь давнее родство проявилось.
– Я этого беру, – сказал просиявшей девочке. Достал сторублевку, протянул ей. И предвосхищая её реакцию, добавил: – Это не тебе, купишь им какой-нибудь еды. Иди домой, сама закоченеешь и их простудишь. Надо придумывать что-нибудь другое.
– Что другое? – хлюпнула она покрасневшим носом.
– Ну, в школе, во дворе поговори, объявления развесь. В конце концов, если не удастся, сама оденься потеплей и о малышах позаботься.
– Я уже пробовала… – начала было девочка, но он не дослушал, пристроил котёнка теперь у себя за пазухой и поспешил к автобусной остановке. Пока добирался домой, размышлял, следует ли назвать его тоже Кузей – в память о его предшественнике, что будто бы само собой напрашивалось. Кузя Второй? Как-нибудь символично – Кузькин, Кузен, Кузнечик? Ни к одному варианту не склонился, решил определиться с именем на семейном совете. А ещё пытался представить себе, как дома воспримут это его приобретение после категорического заявления на Кузиных похоронах. В одном мог не сомневаться: уж дети-то наверняка обрадуются, заменой или не заменой сочтут они это прибавление в семействе.
Заглянул себе за пазуху; пригревшийся котенок спал. И шло от его маленького тельца такое сладкое младенческое тепло, что Глотов не удержался, тихонько, чтобы не разбудить, погладил его пальцем по черно-белой лобастой головёнке.
Воскресенье было, время предобеденное, тот нечастый случай, когда вся семья в сборе. Дверь Глотов открыл своим ключом, никто встречать его не вышел. По доносившимся голосам определил, что все собрались в гостиной, играют в подкидного дурака. С месяц назад, Юрка инициатором был, вдруг пристрастились к этой заводной игре, иногда и мама к ним подсаживалась, развлекалась. Сейчас, по всему судя, кого-то заподозрили в мухлеже, выясняли отношения. Разделся и с проснувшимся, недовольным, что побеспокоили его, котёнком на вытянутой ладони вошёл в комнату.
– Не туда смотрите! – громко сказал им. – Вы сюда поглядите.
– Ой, котёночек! – взвизгнула Катюша.
– На нашего Кузю как похож! – удивился Юрка.
– Откуда дровишки? – вскинула брови Света.
– С базара, вестимо, – ответил он. – Если кто-нибудь бросит эти дурацкие карты, – расскажу.
Сел на диван, удобно пристроил котёнка на коленях, рассказал. Отреагировало семейство тоже по-разному. Дочь умилялась, сын приглядывался, жена выжидательно помалкивала.
– Па, дай подержать! – потянулась к котёнку Катюша.
– Погоди, – отвел её руку Глотов, – сначала с именем надо определиться.
– Сначала надо покормить его, – вздохнула жена, – куда ж такого… Хорошо, молоко в холодильнике есть, пойду согрею.
Глотов отдал котёнка Катюше, пошел за женой, спросил:
– Ты недовольна, что я его принёс?
– Не знаю, – ответила.
– То есть как не знаешь?
– Не знаю, что тебе сказать. Я, признаться, ещё от Кузиных художеств не отошла толком. И вообще… Катюша! – крикнула в комнату, – неси это несчастье сюда!
Потом все четверо стояли над котёнком, смотрели, как жадно, захлёбываясь, лакает он молоко.
– Маленький какой, – пожалела Катюша, – ещё и пить толком не умеет, Кузька, перемазался весь.
И вопрос с именем сразу решился. Кузька. Лучше, пожалуй, не придумать.
Так снова пополнилось глотовское семейство. А Кузька, к счастью, оправдывал их надежды, словно действительно сказывалась в нём славная Кузина порода. Хотя, по правде сказать, участь ему досталась незавидная: долго ещё, что бы ни делал он, сравнивали его с Кузей. Но со временем и это, как всегда почти бывает, минуло. Всё реже вспоминали о Кузе, а когда вспоминали, не вздыхали уже так обречённо, не представляли себе уже свою жизнь без Кузьки.
Кузька из хиленького котёнка превращался в добротного взрослого кота, прошёл, увы, через горнила своего предтечи – тоже был выхолощен и лишён возможности отлучаться из дому. Тут уж никуда не денешься, если, как
