Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский

вниз с подоконника, спрыгнул на пол. Мама, не достигавшая макушкой верзиле до груди, взяла его за рукав и потянула к выходу:

– Убирайтесь отсюда!

Он молча поплёлся за ней, жена замыкала шествие. Мама вывела его в коридор, сняла цепочку с входной двери, провернула в замке ключ, открыла её, выпихнула незваного гостя на лестничную площадку, захлопнула за ним дверь и стала медленно оседать на пол, жена едва успела её подхватить. Всё утром прояснилось, в самом деле парень этот, соседкин знакомец, подвыпив ещё, решил таким необычным способом нанести ей визит. И перепугался, наверное, не меньше жены и мамы, обнаружив себя в чужой квартире. Нет надобности описывать, как приводила потом жена маму в чувство, отпаивала лекарствами. А я, когда супруга рассказывала мне об этом, начинал понимать, как смогла мама вынести все жизненные невзгоды, выпавшие на её долю. И чего ей это стоило. Удивительно и то, что сын, всегда плохо спавший, пробуждавшийся от каждого шороха, в те минуты почему-то не проснулся.

Маялась мама не только сердцем. В числе прочих одолевавших её напастей была небольшая опухоль на бедре. Еще-ёникакого к медицине отношения не имея, подозревал я, что опухоль эта связана с каким-то нервом, такие вдруг вызывала она сильные, жгучие боли. Слово «вдруг» употребил я сейчас потому, что ничем они не провоцировались, неведомо отчего возникали, длились и проходили, то неделями, даже месяцами её не тревожа, то атакуя день за днём. И отчего-то почти всегда ночами. С малых лет помню, как просыпался я оттого, что мама, тихо постанывая, бегала по комнате вокруг стола. Казалось ей, что от этого боль немного притупляется. Очередной такой приступ случился с ней, когда гостила она у нас в Иланске. И я сказал, что хватит ей мучиться, завтра же уберу эту дрянь ко всем чертям, избавлю раз и навсегда.

Прооперировал я её не завтра, а послезавтра. И, естественно, готовился к этой операции основательно, мама ведь. Предусмотрел все, какие только могут быть, случайности. Операционную тщательно прокварцевали вечером накануне и утром. Операционная сестра простерилизовала весь необходимый для работы материал в новом, не бывшем ещё в употреблении биксе, инструменты приготовила тоже новые, ранее не пользуемые. Руки перед операцией тёр я щётками со всей старательностью. Не оставил инфекции ни малейшего шанса. И операция протекала гладко, опухоль удалил без особых проблем, с минимальной кровопотерей, ткани сшил надёжно, аккуратно. Лучшего и желать не мог. Осталось только дождаться седьмого дня, чтобы снять швы. Времени вполне достаточно, потому что до отхода поезда, на который заранее взяты были у мамы билеты, было ещё почти две недели.

На следующий день я, делая маме перевязку, удостоверился, что всё идёт нормально. Через день заметил в области шва легкое покраснение. Тревожиться особо не стал, но всё же от греха подальше покрыл его мазью с антибиотиком. Вечером у мамы поднялась температура. Утром, сняв повязку, я увидел, что рана сильно воспалилась. Пришлось снимать швы, разводить её края, чистить, бороться с гнойным процессом, самым страшным и плохо поддающимся лечению осложнением в хирургии, надеяться, что рана заживет вторичным натяжением…

Нужны ли все эти медицинские подробности? От обиды и досады изводился я, места себе не находил. Мама успокаивала меня, уговаривала не переживать, уверяла, что пустяки это, с кем не бывает, всего лишь маленькая неприятность, всё обязательно, она точно знает, будет хорошо. И от этих её слов тосковал я ещё сильней. Знал ведь, знал я, что существует неписаный закон подлости, согласно которому можно ждать от судьбы любой каверзы, когда врач берётся лечить, тем более оперировать кого-нибудь из своих близких. О том, что даже самые опытные, умелые доктора умудряются неверно ставить диагноз и получать немалые проблемы после оперативных вмешательств, особенно когда заболевают их дети. Слышал я об этом несчётно и примеров тому тьма. Хуже того, зачастую не только у самих врачей, но и у близких им людей болезни протекают как-то нелогично, с самыми неожиданными выкрутасами. Не зря ведь бытует в медицинской среде поговорка, что быть родственником медика – это отягощённый анамнез.

Знал, знал, почему же тогда решился на это? Почему не попросил прооперировать маму своего заведующего отделением, очень хорошего хирурга? Инстинктивно не желал отдавать маму в чужие руки? Хотел самолично «отомстить» болячке, терзавшей маму столько лет? Показать маме, что не напрасно верила она в меня, не обманул я её ожиданий, куражился? Просто по недомыслию? Какое это уже имеет значение?..

Перед отъездом мама сказала мне, что даже рада тому, как неладно завершилась история с операцией. Что взяла мама на себя все мои будущие, какие могут произойти, невезения в работе, и теперь мне всегда будет сопутствовать удача. Один из её мистических зароков?

Давно уже нет мамы, не увидит она, как выросла моя внучка, не прочитает моих новых книжек, не узнает и не увидит много того, чего хотелось бы мне, чем мог бы её порадовать. Но всякий раз, когда, порой совсем нежданно-негаданно, очень вдруг мне везло, казалось, что это мама помогает мне, её молитвами…