Затерянный книжный - Иви Вудс

Стоило Мэттью переступить порог, как витражные окна немедленно изобразили распускающуюся омелу.

– А ну прекратите! – возмутилась я.

– Прекратить что? – растерялся Мэттью, поднимая упавшую веточку остролиста.

– О, ничего. – Я немного смутилась. – Ребенок толкается, только и всего.

Он положил остролист на стол и криво улыбнулся мне.

– Помню, когда Мюриэль носила Олли, он по ночам принимался выполнять весь комплекс гимнастических упражнений.

На самом деле ребенок не толкался, я сказала это, только чтобы оправдаться, но Мэттью, подойдя ближе, спросил, может ли он тоже послушать. Я очень хотела разделить это с ним, но не могла даже говорить, только кивнула. И стоило ему нежно положить ладонь мне на живот, как малышка немедленно задвигалась.

– А, вот она! – Он улыбнулся. – Это в самом деле чудо.

Он не осудил меня, когда я рассказала о беременности. Даже не спросил, кто отец ребенка и где он, только уточнил: может ли он чем-нибудь помочь?

– А почему ты сам не взялся управлять магазином? – спросила я. – Наверное, в молодости ты об этом мечтал.

Мэттью убрал руку, и мне сразу стало как-то холодно.

– Я вырос. – Он пожал плечами, будто эти два слова все объясняли, и окинул помещение затуманившимся взором. – Кроме того, теперь магазин в надежных руках.

– Не уверена на этот счет, – пробормотала я. Интересно, а он слышал скрип корешков и дыхание книг, как я?

– Мой отец никогда не был богат, Опалин. По крайней мере, не деньгами. И все-таки я помню, что в трудные времена он ничуть не сомневался, что однажды магазин может стать просто библиотекой, и теперь, видя здесь твои книги, я верю, что он был прав. Эти стены не хотели быть лавкой древностей или магазинчиком фокусов. – Он погладил доски. – Все возвращается на круги своя.

Когда он ушел, я включила на «Виктороле» балет Чайковского «Щелкунчик» и достала книгу Гофмана, служившую основой. В библиотеке Йоркшира я нашла сведения, что он был одним из любимых авторов Эмили Бронте. Если правильно помню, она даже читала его роман «Песочный человек» в оригинале, на немецком. Эта простая цепочка мыслей вернула меня к предмету, о котором я не вспоминала с самой поездки. Шкатулка для шитья.

Безделушка, которую я выкупила у миссис Браун, была так безыскусна, что я очень бегло оглядела ее и, подозревая, что никто из семьи Бронте к ней на самом деле не прикасался, закинула ее в нижний ящик бюро.

Я наклонилась и достала ее, выложила перед собой на стол, провела пальцами по крышке, прикрыв глаза, будто таким образом могла сказать, подлинная ли она. Это была даже не шкатулка для шитья, а просто старая жестяная коробка, в какой обычно хранят наличные. Внутри лежали шпульки, иголки, наперстки и нитки. Я перебрала их, выкладывая один предмет за другим, как уже делала в пароходе из Ливерпуля. Может, я пропустила что-то – имя, нацарапанное по металлу, какую-то подсказку… Но нет, ничего.

Я слышала, как вдалеке грохочет гром, и, когда подняла глаза, по стеклу забарабанили крупные капли дождя. Я погладила себя по животу.

– Не волнуйся, малышка, это просто боги резвятся в облаках.

Сама я терпеть не могла грозу, но была полна решимости не передавать свой страх ребенку. К тому же в грозу воздух наполнялся чем-то неуловимым… Каким-то предчувствием волшебства. Будто сейчас может произойти нечто захватывающее.

Я встала, чтобы закрыть ставни, и накинула на плечи шерстяную шаль, потом взяла в руки коробку для шитья, будто пытаясь дотянуться до ее прошлого. Я читала о людях, которые умели прикоснуться к предмету и увидеть его предыдущего владельца. Глупо, конечно. И все-таки я закрыла глаза и, повертев ее в руках, обнаружила кое-что. От волнения я даже не решалась посмотреть, правда ли это, не хотела увидеть, что осязание обмануло меня, и все же вот он – почти невидимый желобок у основания коробки. Наверное, если б кто-нибудь, проходя мимо магазина, заглянул бы, он наверняка заметил бы сходство между мной и охотником за сокровищами у входа в древнеегипетскую гробницу.

Я медленно отодвинула крышку в сторону и вытащила… черную записную книжку размером не больше игральной карты. Я ахнула. Что же это? Как долго она пролежала здесь, в потайном отделении, и кто ее туда положил? Догадки, одна безумнее другой, мелькали у меня в голове, и на какое-то время я застыла, не в силах пошевелиться. Я даже не осознавала, что прижимаю руку к груди, стараясь унять сердцебиение, а голову склонила к столу, будто блокнот мог каким-то образом заговорить со мной.

Я наслаждалась этим восхитительным моментом до тех пор, пока нетерпение не пересилило все прочие чувства. Мое любопытство достигло апогея, и я неуверенно открыла книжку. Она пахла чем-то древесно-сухим, и я сразу же представила себе молодую женщину, которая пишет в нее что-то, сидя у камина. Мне казалось, записи впитали в себя атмосферу места, в котором они создавались.

«1846

Я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы вырваться из этого ужасного места, – лишь для того, чтобы его узловатые корни еще сильнее опутали меня, а башни гнетуще нависли над моей головой. Теперь я убежден, что ни один человек, родившийся на земле, не в силах стряхнуть ее со своих ног».

Я прижала ладони к раскрасневшимся щекам. Оно ли это? То, что я искала все эти годы?

«Ренвилл-Холл – это призрак, который преследует всех нас из поколения в поколение…»

Я боялась прикасаться к бумаге из иррационального страха, что она, пережив все эти годы, почему-то рассыплется у меня в руках. Пришлось порыться в ящике в поисках увеличительного стекла, потому что почерк был таким мелким, что я едва могла разобрать его. Я поднесла поближе настольную лампу и склонилась над книжицей. Кое-где чернила размазались по странице, некоторые слова были зачеркнуты, строки теснились пометками на полях. В Хоэрте я видела дневники сестер и была почти уверена, что это рука Эмили, однако мне все равно не хватало подтверждения подлинности. Разве что…

Я заметила ее на полях. Крошечная подпись, всего несколько букв: Э. Дж. Б.

Казалось, внутри у меня что-то вспыхнуло, будто вскипела сама кровь. Ребенок пинался, а в моей голове гудело, звенело в ушах. Это второй роман? Черновой набросок? Меня охватила неистовая легкость, ноги пританцовывали сами собой. Я закрыла глаза и дотронулась кончиками пальцев до лица, стараясь запечатлеть это выражение радости в своей памяти. Сердце билось часто-часто, как птица в клетке, а я читала строку за строкой.

«После смерти отца и принудительной ликвидации моих долгов перед кредиторами в Лондоне я был вынужден вернуться в поместье в Ирландии… Непроницаемый мрак охватил все отдаленные уголки этой проклятой страны, а неделя сплошных проливных дождей размочила землю и превратила ее