Затерянный книжный - Иви Вудс

во всей полноте чувствовала ее присутствие на страницах, будто она сама общалась со мной. Есть в мире то, что нельзя объяснить словами, например Эмили Бронте.

Глава 29. Марта

– Но я этого не хочу! Я не хочу иметь с ним ничего общего.

Дело было в письме от ипотечной компании, которое переслала мне мама. Я снова была в Дублине, убиралась в кухонных шкафчиках, а мадам Боуден наблюдала за мной, сидя на высоком табурете и потягивая травяной чай. Каждый раз, делая глоток, она морщилась.

– Но это твой дом.

– Мой дом здесь! – возмутилась я. – Ну то есть пока вы не возражаете…

Она понимающе улыбнулась. Что такое она знала? По лицу читалось: она верила, что я останусь у нее навсегда. Ну что ж, мне бы ее уверенность.

– Мне плевать, что там будет с этой квартирой. Банк может ее оставить себе или спалить дотла. Я никогда не смогу и не буду жить там.

– Дорогая моя, у банка и без того достаточно средств. Почему бы тебе не продать ее?

Я вообще не хотела об этом говорить, не хотела даже думать про Шейна и про то, что с ним случилось.

– Я не знаю… Может быть.

– Возможно, сейчас тебе кажется, что это не имеет значения, но поверь: придет время – и ты пожалеешь, что не взяла то, что принадлежало тебе по праву. Думай об этой квартире как о компенсации.

Последнее прозвучало так, будто это само собой разумелось.

А у меня мурашки пробежали по спине. Ничто не могло компенсировать все, что он сделал со мной, как и ничто не снимет с меня вину за его смерть. Однако – не знаю, хорошо это или плохо, – я все время вспоминала слова мамы: «Я рада, что он мертв». И мне становилось немного легче. Я наконец-то была свободна от Шейна, и мадам Боуден права: я не могла упустить этот шанс.

Вечерами было тяжелее всего. Потребность поговорить с Генри была так осязаема, что как-то раз я вышла из дома и гуляла по улицам, пока это не прекратилось. Несмотря на весь произошедший со мной кошмар, я продолжала думать о Генри и о том, как резко он сбежал. Я заблокировала его номер – может быть, рефлекторно, но во многом сработал инстинкт самосохранения. Не хотела слышать, как он объясняется или, хуже того, как он врет. Я больше не могла читать его мысли, и это до смерти пугало. Это как ходить по натянутому канату без страховки: я могла упасть, могла утонуть с головой в любви к нему, и кому, как не мне, знать, насколько это опасно. Я не могла – и не хотела – повторения ситуации с Шейном.

Ноги несли меня туда, где мы бывали с ним, и от этого делалось только хуже. Я обнаружила, что стою возле «Уголка канцелярии» и думаю о том, как он криво улыбался, о том, как звучал его голос, когда он говорил по-французски, о его теплом дыхании у меня на шее. Было поздно, магазин давно закрылся. Я прислонилась лбом к витрине, рассматривая ручки и блокноты.

И тогда это случилось снова: в золотистом свете, исходившем из окна, на меня нахлынули все слова, разом. Я могла мысленно увидеть их: мелкий аккуратный почерк, будто темные стежки. Слова складывались в строки мрачной истории, и эти строки скользили одна за другой в моем сознании. Я не могла отдышаться, а когда немного пришла в себя, тут же побежала в тату-салон, так быстро, как только могла.

– Слушайте, лучшее, что я могу предложить, это вторник, – сказала мастер. В кресле сидел молодой парень, и на руке у него темнела половина нарисованного тигра.

– Я просто… Я чувствую, что это нужно сделать сейчас. Как можно скорее.

– Кстати, согласен, – поддержал человек-тигр. – Куй железо, пока горячо!

– Точно, – кивнула я, все еще тяжело дыша после бега. – Вот он понимает, видите?

– Ладно, я могу начать, когда закончу с ним, но все равно не успею набить все тату целиком.

Я махнула рукой, показывая, что все в порядке, и схватилась за ручку с бумагой. На случай, если я забуду, хотя, казалось, в этот раз забыть было невозможно: слова запечатлелись в моем мозгу. Какое-то время мастер жужжала иглой, а потом подошла моя очередь. Я задрала свитер, показывая, где хочу расположить строчки. Ей пришлось воспользоваться увеличительным стеклом: я хотела, чтобы слова были такими же мелкими, как в моем сознании.

– Эм, подождите, какая, вы сказали, последняя строчка?

– «Холодная, как мрамор, она была мертва».

– Но она уже здесь!

– Что? Этого быть не может!

Она подвела меня к высокому зеркалу в полный рост и дала еще одно зеркало, поменьше, чтобы я могла рассмотреть себя сзади. На спине не осталось места: вся история уже была выписана у меня на коже.

– Это странно, – пробормотала мастер.

Не странно. Невозможно. И все же вот оно, прямо у меня на спине.

– Классная история, кстати.

Мастер попыталась выйти из этого непонятного положения, полностью проигнорировав шок у меня на лице и сосредоточившись на чем-то реальном. Я попыталась сделать то же самое.

– Да, – еле слышно выдавила я.

– Немного готично, а?

А потом она мягко напомнила, что хотела бы закрыться и что, очевидно, татуировка мне все-таки не требуется.

Я даже не помнила, как добралась до дома. Зашла так тихо, как только могла, и увидела мадам Боуден: она смотрела телевизор (который изначально не собиралась включать вовсе) на такой громкости, что и мертвый бы проснулся. Я спустилась к себе и как будто посмотрела на все новым взглядом. Все казалось ярче и отчетливее. Сняла куртку, повесила на крючок и поняла, что и тело стало каким-то иным. Я чувствовала себя физически сильнее и более расслабленной, будто с меня сняли невидимые оковы. Я посмотрела на свою маленькую аккуратную кровать, на ветви дерева, что росли над ней, образуя арку, на кухоньку с красивой плиткой на стенах, про которую я думала, что это просто голубая плитка, а оказалось, она украшена маленькими цветочками. Я поняла, что мне нравится жить здесь, и теперь ощутила правоту мадам Боуден, которая была уверена, что я никогда не уеду. Как будто я принадлежала этому месту. Но отчего так?

Я поставила на плиту кастрюльку с молоком и, добавив туда две ложки «Нутеллы», сделала горячий шоколад, как моя мама когда-то, когда я была еще маленькой. Потом расстелила на полу одеяло, накидала подушек и постаралась успокоиться. Непростая задача, если вспомнить, что у меня на спине была вытатуирована целая законченная