Затерянный книжный - Иви Вудс

– Я… не знаю даже…

– Не стоит доверять предположениям, – мудро заметил мистер Ханна, в то время как кто-то из зала предложил за книгу пять фунтов стерлингов. – Короче говоря, она вышла замуж за Чарльза Гардинера, графа Блессингтона, обрела богатство и получила хорошее образование. Писала путевые заметки и романы, была весьма знаменита тем, что устраивала литературный салон у себя дома в Гайд-парке.

Я изумленно уставилась на него. Кто-то повысил ставку до семи фунтов.

– Так почему же я никогда не слышала о ней?

– О, я полагаю, некоторые вещи выходят из моды…

– Женщины, вы хотите сказать. Женщины выходят из моды…

– Могу я услышать восемь фунтов?

Аукционист, неосознанно следуя подсказке мистера Ханны, заговорил о знаменитом доме леди Блессингтон, который затем снесли, а на его месте возвели Альберт-холл.

– Это был один из важных литературных салонов, его часто посещали Диккенс, Теккерей и Дизраэли, – добавил он.

Следующие лоты оказались какой-то мелочевкой: письма и пряди волос, жуткие портреты давно умерших людей, которых я не знала. Рядом со мной сел какой-то мужчина и кивнул мне и мистеру Ханне. Поскольку у него не было буклета, я протянула ему свой. Мой интерес к происходящему почти угас, но тут я услышала имя леди Сидни Морган.

– Представляю вашему вниманию экземпляр самой известной ее работы, «Дикая ирландская девушка», подписанный для газеты «Айриш Пипл».

Я так сильно подалась вперед, что едва не свалилась со стула. Книга была великолепна: красный переплет, название в тисненой золотом рамке, ботанические иллюстрации – летящая к земле ласточка, тянущийся к небу папоротник, бабочка в правом нижнем углу. Я должна заполучить этот лот.

– Страстный национальный роман, – продолжал аукционист, хотя я уже подняла руку (ох уж эта бестактность аукционов!), – одно из программных произведений в дискурсе ирландского национализма. Он вызвал столько толков по всей Ирландии, что английская корона даже повелела установить за леди Морган наблюдение.

Мне было все равно, сколько она стоит, – я хотела эту книгу. Мистер Ханна коснулся моего локтя, пытаясь успокоить, но я не хотела слушать, что он посоветует. К тому же как там говорил один типограф из Бата? Женскую литературу ценят куда меньше мужской…

– Продано за шесть фунтов юной леди в красной шляпке!

– Ха! – Я победно вскинула кулак, наверное, не вполне прилично, но мне было уже все равно.

Мистер Ханна похлопал меня по спине, и я ощутила возбуждение, какого никогда не испытывала. Теперь я понимала, что, должно быть, чувствовал мистер Розенбах на аукционе «Сотбис».

– Поздравляю, мадемуазель, – сказал кто-то совсем рядом, и я дернулась. Обернувшись, я увидела молодого человека, светловолосого и ясноглазого. Сердце понемногу успокаивалось и начинало биться ровнее.

– Спасибо, месье…

– Равель. Говорите по-французски? – спросил он, пожимая мне руку.

– Прямо как композитор, Морис! Да, говорю, совсем немного, – ответила я. – А вы интересуетесь ирландской литературой?

– Весьма. Я пишу об ирландском вампире, – поделился он с такой невинной улыбкой, что я смутилась.

– Боже милостивый! – Я подтолкнула локтем мистера Ханну, вовлекая его в разговор. – Надеюсь, что на самом деле его не существует.

– Значит, собираетесь пожинать лавры Брэма Стокера с ирландским колоритом, – заключил мистер Ханна.

– Кстати, я прочитала. Очень увлекательная книга! – заметила я.

Но француз покачал головой.

– Не только Брэм Стокер, но, пожалуй, Ле Фаню тоже. Однако сегодня я ищу здесь книгу куда старше. Говорят, Стокер вдохновлялся ею.

– Что за книга? Умоляю, скажите нам!

И в этот момент бородатый аукционист привлек наше внимание к мрачного вида фолианту.

– Редкий экземпляр «Мельмота Скитальца» Чарльза Метьюрина!

– А, вот она! – воскликнул француз.

Я разволновалась сильнее, чем если б с нами в комнате в самом деле был вампир. В этом особенность мира книг, мира писателей и созданных ими историй – никогда не знаешь, куда тебя занесет в конечном счете. Я порадовалась, когда молодой человек выиграл свой трофей, и тоже поздравила его.

– Так вы говорите, роман Стокера был вдохновлен этим Метьюрином? Где же вы это раскопали? – спросила я. Аукцион уже закончился, и комната наполнилась скрипом отодвигаемых стульев.

– В библиотеке Марша, это первая публичная библиотека Ирландии… Mais[16], что я вам рассказываю! Уверен, вы это и без меня знаете!

Я покачала головой, чувствуя себя очень глупо. Провести столько времени в Дублине и проявлять столь непростительное невежество в отношении национального наследия страны, игнорируя всех, кроме англо-ирландских авторов, чьи произведения были популярны за пределами страны!

– Но фамилия, кажется, не ирландская, верно? – между делом поинтересовалась я у мистера Ханны, снова обращаясь к неиссякаемому источнику знаний.

– Гугеноты, вероятно. Я прав?

– Верно, – согласился француз, и не успела я опомниться, как он пригласил меня посетить с ним вместе библиотеку Марша.

Был прекрасный день, и я порадовалась возможности немного размять ноги. Мистер Ханна оставил нас, сказав, что «это для вас, людей молодых», и мы с новым знакомым увлеклись разговором, в ходе которого перешли на другую сторону Лиффи и вышли на Фишамбл-стрит. Оказалось, что мистер Равель приехал из Парижа и изучал ирландскую литературу в Тринити-колледже. Он впечатлился тем, что я, оказывается, работала в магазине «Шекспир и Компания», и мы оба удивились, что никогда не пересекались раньше.

– Я раньше все время туда ходил! Пил кофе juste en face![17]

– Странная штука жизнь, верно?

– Знаете, мои исследования подтверждают это. Например, недавно я выяснил, что Чарльз Метьюрин приходится двоюродным дедом Оскару Уайльду!

– Вы шутите!

Мы остановились возле роскошного фасада собора Святого Патрика, чьи серые шпили вытянулись к ярко-голубому небу.

– Вовсе не шучу. Его племянница – Джейн Уайльд, мать Оскара. Вы, конечно, читали ее произведения.

– Боюсь, мои академические познания в ирландской литературе не могут сравниться с вашими, мистер Равель, но я нахожу все это чудовищно занимательным.

– Что ж, тогда мне следует предупредить вас, что эти произведения носят явный антианглийский характер.

Я рассмеялась. Мы двинулись вдоль церковной ограды.

– Вряд ли меня это очень оскорбит.

Он остановился у железных ворот и жестом пригласил меня подняться по ступенькам. Если учитывать, что мы стояли перед старейшей публичной библиотекой Ирландии, парадный вход казался весьма скромным. Как и само здание из красного кирпича: оно было по-своему привлекательным, но никаких колоннад или величественных статуй – только табличка с часами работы.

– Внешность обманчива, – сказал мистер Равель, догадываясь, о чем я думаю.

Когда мы вошли, я ахнула. Ряды книг на красивых полках темного дерева, древние фолианты, шелестящие, как листья на ветру. В каждой нише стояли скамейки, и, казалось, сам воздух насыщен знаниями. Я ошеломленно молчала.

– Пойдемте, покажу вам «клетки», – сказал мистер Равель, и снова его милая улыбка странно сочеталась с пугающими словами. – Метьюрин жил совсем рядом и потому ежедневно часами пропадал здесь, с жадностью поглощая книги шестнадцатого века.

Мы подошли к «клеткам», которые на деле оказались маленькими кабинками с