Затерянный книжный - Иви Вудс

история. Откуда она взялась и что означала? Несомненно, это что-то не из нашего времени: слишком старомодный язык. И почему она приходила в голову именно мне? В этот поток мыслей ворвался другой вопрос, на который я отказывалась искать ответ с тех пор, как вернулась в Дублин. Моя мать всегда могла говорить? Если да, то почему же она молчала? Я не могла этого понять. Когда я была маленькой, она утверждала, что в этом кроется особый дар, что так она может лучше слышать самое важное.

Я глотнула горячего шоколада и позволила насыщенному аромату лесного ореха перенести меня в прошлое. Все силы уходили на то, чтобы успокоиться и просто вслушиваться в звуки. К этому времени я уже привыкла слышать скрип и потрескивание ветвей, тянущихся вдоль стен. Но теперь к ним добавилось что-то еще. Вроде тихого дыхания… Вдох-выдох… Может, это я дышу? Или нет? В этом месте было нечто такое, из-за чего мне казалось – совершенно необъяснимо, – что я именно там, где должна быть.

Я снова взялась за «Затерянное место». Роман продолжался историей о человеке, который перевез старую библиотеку из Италии в Ирландию. Денег у него было мало, но он начал строить магазин – своими руками на маленьком клочке земли в конце мощеного переулка. Он был из тех людей, которые верят, что воображение – величайший дар. А его умная жена придерживалась мнения, что любовь – превыше всего, и вместе они построили магазин из грез о таинственной итальянской библиотеке. И вот, как это всегда бывает, вещи, о которых они мечтали, начали сбываться. Сокровища со всего мира потекли рекой в их магазин и теперь стояли на полках, когда-то прогибавшихся под тяжестью книг. Зданию нравилось место, куда оно попало, хоть оно и не утратило своего стремления наставлять посетителей на путь истинный. Нередко определенные товары падали с полок (что беспокоило мистера Фитцпатрика, особенно зимой, потому что в это время года он активно торговал снежными шарами).

Вскоре у них родился первенец. Мальчик. Мистер Фитцпатрик мечтал о том дне, когда его сын начнет управлять магазином, но этого не случилось. Вместо него хранителем неожиданно стала англичанка, носившая брюки и мужскую стрижку. Она понятия не имела, что стала одной из числа многих специально отобранных людей, которым предстояло охранять этот портал. К счастью, она любила книги и вскоре они с «Лавкой древностей мистера Фитцпатрика» в самом деле поладили.

Англичанка, любительница книг? Книга повествовала об этом самом месте, об Опалин. Генри был прав с самого начала. Что же притянуло его в эти места, что заставило стать частью этой истории? Я подумала о пропавшей рукописи и о женщине, которая, по его словам, когда-то владела книжным магазином, расположенным по соседству. Опалин. Я будто вязала узор по схеме и видела, что узлы стыкуются один с другим, но понятия не имела, как, почему и что получится в итоге.

Глава 30. Генри

Он жил в Уэльсе, при каком-то сообществе. Неожиданно было увидеть отца в больнице, но я мог догадаться, что он захочет увидеть внука. Даже он захотел бы. Однако Люсинда не успокаивалась и продолжала рассказывать мне, как сильно он изменился, как на этот раз все по-другому, потому что он делает это для себя. Он дошел до самого дна, и моя мать наконец ушла от него.

– Знаешь, это может пойти тебе на пользу, – сообщила она, покачивая Фелисити, которая крепко вцепилась в указательный палец мамы.

– А ты выглядишь так, будто всю жизнь этим занималась.

– Да уж, у меня прямо какой-то гормональный всплеск. Единение с матерью-землей и все такое. Но ты не волнуйся, я скоро вернусь к своим властным привычкам.

– Не сомневаюсь.

Мы сидели у мамы на диване, пытаясь осознать, что вот вчера мы строили крепости из одеял, а сегодня – уже взрослые. Правда, я все еще чувствовал себя ребенком. Я понятия не имел, что делаю со своей жизнью.

– Просто не думаю, что смогу простить его, – мрачно заметил я, пользуясь редким для нас моментом откровенности.

– Ты и не обязан прощать его, Генри. Это даже не для него, это для тебя, чтобы ты мог двигаться дальше.

– Хочешь сказать, я зациклился на прошлом? Это неправда, я почти не вспоминаю о нем.

– Слушай. Это твой выбор, но я просто хочу сказать: мне это помогло увидеть отца таким, какой он есть сейчас. Это начало процесса… принятия или что-то в этом духе. Так говорит мой психотерапевт.

– Ты… ходишь к психотерапевту?

Я вовсе не собирался звучать так потрясенно.

– И мама тоже.

– Оу.

– Полагаю, нам просто не надо демонстрировать, что мы мачо и со всем справимся самостоятельно.

– Справедливо. Хотя, конечно, меня сейчас впервые назвали мачо.

Она закатила глаза. Да, моя сестра была та еще заноза в заднице, надо отдать ей должное.

– А что там с Изабель?

– Ох… там, знаешь…

– Если честно, я никогда и не думала, что вы друг другу подходите.

– Ой, ну теперь-то легко говорить, конечно.

– Слушай. – Люсинда переложила ребенка с одной руки на другую. – Эта женщина, которую ты встретил в Ирландии. Если хочешь, чтоб у вас все срослось, тебе нужно сбросить багаж прошлого.

– Господи, тебя послушать, так я прям завидный жених! Все. Я полагаю, время этого сеанса сестринской любви и обмена опытом подошло к концу.

В общем, я поехал навестить отца и оказался где-то в Уэльсе, в сельской местности. Мать дала мне адрес: старая полуразрушенная усадьба, которую благотворительные организации превратили в центр для наркоманов и алкоголиков на реабилитации. Если честно, почти идиллия: овощи на приусадебном участке, доска объявлений, где рекламировались самые разные занятия – от медитаций до керамики… Не в таком месте я ожидал найти отца. Может, именно поэтому он выглядел так хорошо, когда сбежал по старой каменной лестнице на лужайку перед домом, чтобы встретить меня. Оплывшие черты лица и нездоровая краснота ушли, и передо мной стоял загорелый мужчина с небольшой козлиной бородкой.

– Генри, сынок! – воскликнул он. Кажется, собирался обнять, но передумал, и мы просто пожали руки. – Рад тебя видеть.

Я долго ехал на поезде, много лет ненавидел его, а еще почти не спал этой ночью, потому что Фелисити плакала, так что сказать ему мне было нечего. По крайней мере, в голову не приходило ничего дружелюбного.

– Это не светский визит, – отрезал я, когда мы двинулись по тропинке, помеченной как «Созерцание реки».

Мое невозмутимое лицо скрывало две противоположные эмоции: облегчение, что у него на самом деле все хорошо, и горечь из-за того, что он столько лет шел к этому. Отец казался