Затерянный книжный - Иви Вудс

счастливым; одновременно хотелось набить ему морду и угостить чашкой чая, чтобы расспросить обо всем подробнее.

– Я скоро возвращаюсь в Ирландию, – сообщил я, будто он был в курсе, что я вообще куда-то уезжал. – Напал на след одной рукописи.

– Помню, ты коллекционировал книги в детстве, – кивнул отец, будто мы просто вспоминали старые добрые времена. Будто теперь, когда у него появилось время и желание, мы могли говорить как никогда раньше.

– Я коллекционировал еще и памятные вещи. Помнишь, я нашел то письмо от Толкина?

Это был удар ниже пояса, но я ничего не мог с собой поделать. Как смеет он вдруг претендовать на роль в моей жизни, которую никогда не играл? Я взглянул на отца и увидел, что он пристыженно опустил голову. Что ж, пусть изображает жертву сколько хочет – я не куплюсь.

Мы остановились на берегу реки и уставились на спокойные воды, медленно плывущие мимо нас. На мелководье я заметил тени каких-то рыбешек. Украдкой покосившись на отца, я увидел нечто искреннее в его лице. Впервые – человека, а не карикатуру, которой он был для меня (а может, и для себя самого). Он казался обиженным, и это чувство мне было хорошо знакомо.

– Я не могу сказать ничего, что бы изменило прошлое.

А вот это что-то новенькое. Прежде он бы пытался давить мне на чувства, умолять, придумывать себе оправдания. Сейчас он звучал как человек, который сознает последствия своих поступков.

– Мне правда жаль, что я не был вам с Люсиндой отцом, в котором вы оба нуждались. Я стыжусь того, как обращался с вами, и во многом именно от этого чувства стыда я и уходил в запой прежде.

– И что же изменилось? – Я продолжал изучать свои ботинки, мечтая, чтоб они унесли меня куда подальше. Однако почему-то никуда не двигался.

– Честно говоря, Генри, я не могу обещать, что на этот раз все сложится иначе. Но мне здесь оказывают помощь. Я впервые действительно вижу, что зависимость – это болезнь, и само осознание этого факта почему-то очень помогает.

Болезнь. Надо признать, я тоже никогда не задумывался об этом. В моих глазах он просто получал удовольствие, а мы расплачивались за то, что он предпочитал выпивку семье.

– Ни один алкоголик не наслаждается выпивкой, – сказал отец, будто бы прочитав мои мысли. – Ты не можешь думать ни о чем другом с той минуты, как открываешь глаза поутру, но алкоголь ощущается как яд.

Впервые я видел в нем некую внутреннюю борьбу. В моих глазах он был монстром, а сейчас вдруг из-под этой оболочки показался человек. Я изо всех сил старался не разрыдаться от мысли обо всем, что мы потеряли, мне хотелось ударить его, чтобы он понял, как больно это было.

– Я не имею никакого права говорить тебе это, и моей заслуги в этом точно нет, но, Генри, сынок, ты вырос замечательным человеком.

Я кивнул, как бы признавая, что он это сказал, но понятия не имел, как реагировать. Оставаться дальше было невыносимо, и я сказал, что мне нужно на поезд.

– Может, ты приедешь ко мне еще когда-нибудь? Вместе с твоей сестрой и Фелисити?

– Может. Я спрошу.

Мы пожали друг другу руки, и отец пожелал мне удачи в поисках рукописи. Простое осознание того, что он слушал меня, что его интересовала моя жизнь, окончательно выбило из колеи. Я как будто впервые встретился со своим настоящим отцом и понял, что тиран, который вырастил меня, был просто фальшивкой, маской, которая извращала все. Передо мной стоял человек, которого я должен был называть папой, – и я едва знал его. Смутно знакомый прохожий. Я уходил от него с ощущением, что моя жизнь – пьеса в два акта, и прямо сейчас зрители неспешно потягивают напитки в вестибюле, дожидаясь окончания антракта.

В миллионный раз я проверил телефон. От Марты по-прежнему ничего не было, однако мне пришел имейл из Принстонского университета. Я кликнул по нему и наискосок просмотрел сопроводительный текст: «…файлы, относящиеся к ее личной жизни… письмо, полученное незадолго до смерти…» Но от двух слов сердце забилось как сумасшедшее. «Опалин Карлайл». Я открыл вложение, которое оказалось сканом выцветшего письма, датированного сентябрем 1963 года.

«Дорогая Сильвия,

как чудесно было увидеть тебя в Дублине в прошлом месяце и убедиться, что ты в добром здравии! Знаю, мистер Джойс был бы в восторге из-за того, что именно тебе доверили честь открывать музей в Мартелло-Тауэр, и сейчас кажется, что жизнь действительно совершила полный круг… Подумать только, мы обе побывали в тюрьме, хоть и при совершенно разных обстоятельствах! Уверена, ты задала жару этим немцам!»

Марта была права: все это время я искал совершенно не там. И речь шла не только про Опалин. В несколько кликов я забронировал рейс до Ирландии.

Глава 31. Опалин

Дублин, 1923

Я договорилась встретиться с мистером Ханной из «Книжного магазина Уэбба» на аукционе «Беннет и сыновья», который проходил в доме № 6 на набережной Аппер Ормонд. Простое здание с ярко-красной дверью, очень светлое благодаря большим окнам в георгианском стиле, выходившим на реку Лиффи.

– Ну как вам первое впечатление? – спросил мистер Ханна, когда молодой человек на входе выдал нам буклеты и мы заняли свои места.

– Не «Сотбис», конечно, – сообщила я тоном королевы Марии. Он подмигнул мне:

– Зато портер намного вкуснее!

Он предложил обойти все аукционные залы – на случай, если в коллекции найдутся какие-нибудь исключительные жемчужины. Я мельком узнала парочку книготорговцев из Лондона и на мгновение задумалась, появится ли здесь Арман. Глупая мысль, конечно. Насколько я знала, он никогда не бывал в Ирландии, и хоть мне не хотелось дурно отзываться о месте, которое я теперь считала своим домом, но трудно было вообразить, что в этой стране может привлечь человека вроде Армана с его эклектичными вкусами.

На подиум поднялся высокий мужчина с великолепной седой бородой и поприветствовал всех. Я приметила в буклете кое-что любопытное, и, как назло, этот лот шел первым.

– Лот № 527! Книга по грамматике армянского языка, подаренная лордом Байроном леди Блессингтон на память при расставании в Генуе 2 июня 1823 года!

Ассистентка бородатого мужчины, рыжеволосая девушка, продемонстрировала весьма незаинтересованной публике книгу, держа ее руками в перчатках.

– Она упомянута в ее литературных воспоминаниях, «Беседы лорда Байрона с графиней Блессингтон» 1834 года.

Я огляделась. Похоже, особого интереса никто не проявлял.

– Кто эта леди Блессингтон? – спросила я мистера Ханну, слегка подтолкнув его локтем.

– Я вам не энциклопедия, знаете ли. – Он притворно закатил глаза.

– Ой, не притворяйтесь, вы же и правда знаете все! – польстила я.

– Обычная история, из грязи в князи. Она родилась в Типперэри…

– Так она была ирландкой? – перебила я.

– А что