Сумерки Европы - Григорий Ландау

Эти соотношенія не трудно было бы прослѣдить и дальше на исторіи послѣднихъ лѣтъ и по всѣмъ другимъ областямъ использованія побѣды, и по всѣмъ стадіямъ возстановленія мира не только въ Версалѣ, но и на послѣдующихъ конференціяхъ и переговорахъ. Это же соотношеніе сказывается не въ одномъ территоріальномъ государственномъ отношеніи, но и въ отношеніи финансовомъ — не только въ плоскости прикрытыхъ аннексій, но и въ плоскости прикрытыхъ контрибуцій; тѣ же соотношенія сказывались — и здѣсь можетъ быть особенно ярко — въ распорядительствѣ наслѣдіемъ Турціи.

Единое государство, имѣя свою линію интересовъ и задачъ, ведя во имя ихъ войну, при успѣхѣ стремится ихъ и удовлетворить. Въ коалиціи же устанавливается нѣкоторая общая линія задачъ и интересовъ, во имя которыхъ она и заключается и во имя которыхъ и ведется борьба; но при побѣдѣ, когда лицомъ къ лицу остаются уже не враждебныя коалиціи, а лишь члены побѣдоносной, — изъ подъ покрова общей коалиціонной задачи вырастаютъ исконныя розныя государственныя задачи и притязанія ея членовъ. Отсюда возможности разнобоя и столкновеній; но отсюда же, при наличности необозримаго объекта дѣлежа, — и стремленіе къ ихъ совмѣщенію; а при отсутствіи какого либо противодѣйствія — и стремленія къ совмѣщенію ничѣмъ неурѣзываемому, т. е. въ неизмѣримо преувеличенномъ размѣрѣ. Въ концѣ концовъ ограничивающей силой можетъ при такихъ условіяхъ оказаться только взаимное опасеніе чрезмѣрныхъ разрастаній, или предѣлы внутренней способности усвоенія каждой державы. Но внутренняя способность усвоенія едва ли не всегда переоцѣнивается. Особенно переоцѣнивается она, когда усвоенію подлежитъ не нѣчто постоянно обезпеченное и возобновляющее ее, а ниспосланное исключительной удачей, неповторной въ вѣкахъ. Вполнѣ естественно, что трудность или даже невозможность усвоенія мысленно преодолѣвается путемъ разложенія на неопредѣленное предстоящее протеченіе времени (что отчасти и основательно) и только въ процессѣ времени и можетъ проявиться болѣе или менѣе тяжкимъ государственнымъ несвареніемъ, внутреннимъ отравленіемъ и иными болѣзненными явленіями. Если эти явленія болѣзненны для усваивающаго, то насколько болѣзненнѣе они для тѣхъ, кто усвоенію подвергается. Вредоносны-же они для обоихъ.

Въ тотъ небольшой промежутокъ времени, который протекъ со времени заключенія мира, уже обнаружились и явленія несваренія и взаимныя соревнованія и противорѣчія; сказалась, пожалуй, и неумѣщаемость притязаній даже въ томъ обширномъ объемѣ, которыя изъ себя представляютъ побѣжденныя страны. И динамика коалиціонности начинаетъ претерпѣвать претвореніе, — изъ соревнованія путемъ взаимно нарастающаго распространенія въ неограниченномъ объемѣ она переходитъ къ внутреннему соревнованію и борьбѣ въ объемѣ ограниченномъ. Продолжаются, впрочемъ, и поиски того неограниченнаго объема, въ которомъ соревнованіе и параллельныя алканія все еще могли бы совмѣститься; въ сущности англійско-итальянская политика въ томъ и заключается, чтобы и Россію включить въ тотъ объемъ, на который могутъ распространиться и въ которомъ могли бы найти параллельное удовлетвореніе союзныя притязанія. И такъ какъ разбуханіе всѣхъ запросовъ за счетъ побѣжденнаго привело къ невозможности удовлетворить ихъ, то появляется мысль и ему дать возможность преслѣдовать свои интересы совмѣстно съ интересами побѣдителей — въ этомъ новомъ, какъ бы вдвойнѣ побѣжденномъ, объемѣ. Побѣжденному предполагается дать субъэксплоатируемаго, чтобы его эксплоатаціей онъ полнѣе покрылъ свои собственныя обязательства.

Какъ бы то ни было, въ этомъ сложномъ процессѣ интересы членовъ побѣдившей коалиціи оказались несовмѣстившимися и приходятъ въ обостряющееся соревнованіе. Здѣсь и открывается необходимость взаимныхъ ограниченій, которыя по отношенію къ совокупности бывшихъ побѣдителей по своимъ послѣдствіямъ могли бы стать какъ бы нѣкоторымъ самоограниченіемъ. Здѣсь открывается необходимость соблюденія нѣкоторыхъ интересовъ побѣжденнаго, посколько ихъ нарушеніе обнаружилось зловреднымъ для котораго либо изъ побѣдителей.

Начало второго полугодія 1922 г. и обнаруживаетъ въ этомъ отношеніи критическій узловой моментъ, когда общій разгонъ притязаній объективно неминуемо долженъ бы переломиться во взаимное самоограниченіе побѣдителей. Но такъ какъ это самоограниченіе не происходитъ какъ добро-вольный сознательный актъ, а выдалбливается взаимнымъ ограничиваніемъ державъ-побѣдительницъ, то процессъ происходитъ въ формахъ ихъ препирательствъ ц борьбы, осложняемой стремленіемъ наверстать упускаемое — на слабѣйшей сторонѣ, на побѣжденномъ. Отсюда — величайшая опасность, что процессъ этотъ, если и приведетъ къ самоограниченію, то лишь черезъ новый разгромъ побѣжденнаго и дальнѣйшій распадъ побѣдителей.

Коалиціонныя образованія — явленія повторныя и частыя въ международной жизни, и чрезвычайно было бы интересно изучить тѣ общіе процессы, которые обнаруживаются въ ихъ судьбѣ — изучить ихъ морфологію и динамику. Что коалиціи побѣжденныя подвергаются расторженію — это естественно, какъ одно изъ первыхъ средствъ ослабленія и обезвреживанія врага. Съ коалиціей побѣдителей происходятъ иные процессы, при чемъ здѣсь возможны, или одновременно и проявляются, тенденціи противоположныя. Одна была выше намѣчена, именно тенденція къ распаду на составныя части въ борьбѣ за добычу; но одновременно идетъ и другой процессъ. Уже и въ эпоху борьбы слабая сторона коалиціи заключается въ самодовлѣніи ея частей; запросы борьбы естественно тяготѣютъ къ спайкѣ воедино усилій ея членовъ, а спайка предполагаетъ и общій распорядительный центръ. Централизація коалиціи — такова неизбѣжная ея тяга въ тяжелой борьбѣ. Если силы членовъ коалиціи рѣзко различаются и одинъ изъ нихъ рѣшительно преобладаетъ надъ другими, то соотвѣтственно онъ и получаетъ возможность — пожалуй, необходимость — въ этомъ процессѣ спаиванія пріобрѣсти господство. Господство, разъ установленное во время борьбы, сохраняется и при переходѣ на мирное положеніе, тѣмъ болѣе, что на это есть и самостоятельныя существенныя основанія: коалиція по исчезновеніи надобности получаетъ тенденцію распасться, общіе коалиціонные интересы грозятъ замѣниться частными интересами сочленовъ, единство — соревнованіемъ, и сила совокупности, — разслабленіемъ частей. Стремленіе избѣжать такого ослабленія, задача безтревожнаго распорядительства добычей, поддерживаетъ унаслѣдованную отъ борьбы фактическую гегемонію — и получается тенденція закрѣпленія въ мирной организаціи той самой гегемоніи, которая выработалась уже на войнѣ. Трудно сомнѣваться въ томъ, что, въ случаѣ побѣды средне-европейской коалиціи, гегемонія Германіи установилась бы въ первую голову именно надъ ея союзниками — раньше и больше, чѣмъ надъ побѣжденными врагами. Первымъ и можетъ быть основнымъ результатомъ германской побѣды — была бы организація, приближающаяся къ союзно-государственной въ примѣненіи къ Средней Европѣ. Въ нѣкоторой степени, вѣроятно, повторился бы приблизительно тотъ же процессъ, который послѣ бисмарковскихъ войнъ установилъ гегемонію Пруссіи въ германской имперіи.

Иначе обстоитъ дѣло въ тѣхъ случаяхъ, когда въ борьбѣ не вырабатывается предопредѣленное преобладаніе одного члена коалиціи надъ другими, какъ это и имѣло мѣсто въ коалиціи Антанты. И здѣсь однако распадъ на составныя части представляетъ столь явно нежелательныя или даже и опасныя стороны, что на ряду съ возвращеніемъ въ состояніе независимости, сохраняется запросъ и на удержаніе коалиціонности — на удержаніе единства или связи; а такъ какъ связь самостоятельныхъ единицъ никогда не бываетъ прочной и всегда грозитъ распадомъ, то и получается тенденція къ объединенію въ одной изъ двухъ формъ (гегемонія одного изъ составныхъ элементовъ или выработки общаго всѣмъ и подчиняющаго ихъ всѣхъ органа), при одновременномъ столкновеніи этой тенденціи съ противоположной — къ распаду на независимыя составныя части. И въ этомъ неустойчивомъ бореніи можетъ заново вырастать гегемонія даже такой державы, которая за время войны не успѣла ея достигнуть или закрѣпить.

Думаю, что эти отношенія ясно запечатлѣлись на послѣвоенной судьбѣ Антанты. Основополагающимъ фактомъ является возвращеніе къ самостоятельному бытію отдѣльныхъ державъ. Но оно оказывается до крайности затрудненнымъ уже благодаря безчисленнымъ трудностямъ предстоящихъ задачъ; благодаря тому, что въ процессѣ ихъ разрѣшенія предопредѣляется судьба будущей эпохи и куется сила или усугубляется слабость народовъ — уже внѣ зависимости отъ непосредственныхъ послѣдствій войны. Переломъ, чреватый угрожающими непредвидѣнностями, заставляетъ держаться старой близости, хотя она и теряетъ свой прежній смыслъ за отсутствіемъ прежнихъ опасностей. Строятся новыя отношенія и въ нихъ болѣе сильная сторона еще болѣе усиливается, болѣе слабая еще болѣе слабѣетъ. Старую близость естественно удерживать въ прежней перспективѣ противопоставленія бывшему врагу; но врагъ пересталъ быть опаснымъ и быть врагомъ, слѣдовательно она и не можетъ быть удержана. Старая близость такимъ образомъ становится ирреальностью, лишающейся содержанія формой, международнымъ этикетомъ. Новыя отношенія складываются уже и въ новыхъ противопоставленіяхъ; и посколько они проявляются въ старой связности — новое преобладаніе силъ становится, или грозитъ стать новой гегемоніей. Какъ это ни странно, но избѣжать гегемоніи одного изъ побѣдителей надъ другими возможно (или кажется возможнымъ) лишь уничтоживъ старую близость, старое общеніе, — ибо внѣ объединенія каждая держава движется свободно, въ предѣлахъ объединенія она подчиняется сильнѣйшему. Въ фактическомъ осуществленіи Лиги Націй, въ длительномъ противопоставленіи союзныхъ и дружественныхъ народовъ остальному міру, въ совмѣстныхъ совѣщаніяхъ этихъ народовъ и рѣшеніяхъ ими судебъ остальныхъ сказывается одна тенденція къ поддержанію прежней близости; въ преслѣдованіи каждымъ своихъ интересовъ — сказывается другая.