Сумерки Европы - Григорий Ландау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Въ этомъ соотношеніи можно на первый взглядъ усмотрѣть парадоксальное утвержденіе того, что часть больше цѣлаго; ибо, если бѣдствіе германской коалиціи превосходитъ бѣдствіе антантистской, то тѣмъ болѣе оно должно превосходить бѣдствіе одной Франціи. Но вѣдь эти испытанія не берутся здѣсь и не могутъ быть взяты, какъ нѣкія абсолютныя величины, а лишь — въ соотношеніи съ переживавшими ихъ субъектами, съ численностью населенія, съ длительностью переживаній, съ территоріей, на которую они распространяются. Вѣдь «бѣдствія», «испытанія», «переживанія» — и вообще не являются нѣкимъ объективнымъ явленіемъ, взвѣшиваемымъ или измѣриваемымъ на какой либо объективный масштабъ; они въ самомъ существѣ своемъ соотносительны съ субъективными свойствами и способностями переживающаго. Рана, незначительная для сильнаго организма, бываетъ смертельна для слабаго, лишенія, легко переносимыя закаленнымъ, губительны для изнѣженнаго. Къ тому же бѣдствія и лишенія и между собой объективно несоизмѣримы и несопоставимы; наконецъ, ихъ въ данномъ случаѣ приходится вѣдь отнести не къ личности ихъ переживающей, а къ соціальному тѣлу ихъ преодолѣвающему. Для того, чтобы свести къ какому либо общему знаменателю военныя бѣдствія, необходимо было бы отыскать, или установить нѣкую вымышленную единицу таковыхъ и найти коэффиціенты, которые позволили бы перевести на эту единицу всѣ разновидности военныхъ дѣйствій.
И все же думается, что и не производя такой, быть можетъ, и неисполнимой работы, мыслимо въ суммарной оцѣнкѣ установить и подтвердить отмѣченныя соотношенія. Чисто личныя страданія и вообще несоизмѣримы. Но разсматривая ихъ удѣльный вѣсъ въ народномъ коллективѣ, мы естественно выдѣляемъ распространенность въ немъ задѣтыхъ непосредственно личностей, и въ этомъ смыслѣ ясно, въ какой мѣрѣ Америка или Канада были задѣты безконечно меньше Европы и даже Англія меньше, чѣмъ Германія и Франція. Значеніе угрожаемости, необезпеченности существованія, риска гибели — несоизмѣримы съ другими испытаніями; ясно какъ различается въ этомъ смыслѣ субъективное самочувствіе и объективная устойчивость съ одной стороны той же Америки, Японіи, Индіи, съ другой — Англіи, защищенной флотомъ, Германіи, защищенной своимъ войскомъ, стоящимъ на чужой территоріи, Россіи въ основномъ защищенной своими пространствами; и съ третьей стороны — Франціи, столица которой находилась подъ непосредственнымъ ударомъ, а промышленные районы которой были захвачены. И тоже относится къ хозяйственному аппарату, работавшему въ полной обезпеченности за океанами и надорванному во Франціи. Правда, Германія переживала бѣдствія незнакомыя ея врагамъ, а именно ослабленіе ея человѣческаго субстрата благодаря блокадѣ и недоѣданію. И если этого бѣдствія уже самаго по себѣ достаточно, чтобы установить сравнительную значительность ея испытаній по отношенію ко всей Антантѣ, наибольшая часть населенія которой этихъ бѣдствій и ихъ послѣдствій и вообще не знала, то все же во Франціи этому противопоставимо отношеніе физически погибшихъ и искалѣченныхъ къ общему составу населенія. И такимъ образомъ въ общемъ — продолжая подобный анализъ — придется все же придти къ выставленному выше суммарному утвержденію, что германская коалиція претерпѣла несравненно больше Антанты, но все же, что больше Германіи претерпѣла Франція.
Замѣчательно, что это самое соотношеніе отражается соотвѣтственно и на духовныхъ послѣдствіяхъ войны. Страннымъ на первый взглядъ образомъ — какъ бы Франція ни была преисполнена торжества и самочувствія побѣдителя, въ ней съ этой душевностью соприсутствуетъ и психологія побѣжденнаго: озлобленіе за испытанныя и неискупленныя страданія, озлобленіе и месть. Въ своемъ родѣ, какъ это ни необычно, тяга къ реваншу скорѣе на сторонѣ Франціи, несмотря на ея побѣду чѣмъ на сторонѣ Германіи. Это отношеніе естественно мѣняется въ связи съ испытываемыми Германіей угнетеніями и униженіями послѣ военнаго времени. Политика мира способна вызвать жажду реванша и въ Германіи, — но не исходъ войны. Конечно, въ такихъ сложныхъ, тонкихъ и мало наглядныхъ вещахъ нелегко давать безспорныя утвержденія; но все же поразительной была довольно широко распространенная въ германской печати и общественномъ мнѣніи готовность возстановить и исправить содѣянное на войнѣ; и наоборотъ характерно и показательно было проявленіе неизсякаемой жажды мести и утѣсненія, продолжающихся претензій на сторонѣ Франціи. И думается, это именно и опредѣляется намѣченной структурой побѣдителей и побѣжденныхъ. Должно было этому содѣйствовать также и то, что — насыщенная длиннымъ рядомъ блистательныхъ дѣлъ доблести мирной и военной, небывалой самозащиты противъ всего міра — Германія не переживала и не имѣла основаній переживать уязвленности побѣжденнаго. Не было у нея, не могло быть сознанія своей дефектности, своей Minderwertigkeit, своей внутренней морально-культурной и духовно-организаціонной несостоятельности, — того сознанія, которое больше всѣхъ внѣшнихъ паденій гложетъ и подавляетъ побѣжденнаго и наполняетъ его стремленіемъ къ реваншу, какъ способу себя объективно неоспоримо реабилитировать, возстановивъ уваженіе и самоуваженіе. Наоборотъ, сознаніе исключительности осуществленнаго не могло въ общемъ не поддерживать духа побѣжденныхъ и во всякомъ случаѣ, дѣлать для нихъ излишней жажду реабилитаціи. Отчаянія отъ напраснаго израсходованія неимовѣрныхъ усилій и невозстановимыхъ цѣнностей не могло не быть; но это ощущеніе своимъ остріемъ направляется скорѣе на себя, а никакъ не на врага. Передъ врагомъ Германіи не приходилось стыдиться, не было основанія для моральной ущемленности, а потому нѣтъ у нея моральныхъ основаній и для реванша. Да къ тому же и реваншъ долженъ бы быть направленъ на врага совокупнаго, на Антанту; но она состоитъ изъ столь разнородныхъ элементовъ и въ нѣкоторыхъ изъ нихъ Германія настолько нуждается для своего возстановленія, и судьба нѣкоторыхъ настолько случайно сплелась съ великой войной, что предуготавливать реваншъ совокупно противъ нихъ было бы ни съ чѣмъ несообразно; между тѣмъ отмщеніе одной какой либо странѣ потеряло бы характеръ реванша и могло бы быть вызвано лишь требованіями политики — новыми выгодами будущаго, а не чувствами прошлаго. И въ противоположность этому — ощущеніе и проповѣдь отмщенія, уничиженія давала яркую ноту въ проявленіяхъ французскаго сознанія; и при томъ не отмщенія за прошлое, за семидесятый годъ — эта полоса была покрыта новой побѣдой и ея послѣдствіями; — отомщенія за послѣднюю великую войну. Идея и чувство продолжающагося реванша какъ бы не прекращали господствовать и послѣ побѣды; побѣда и ея результатъ не насытили, а какъ бы обострили это чувство и эту задачу. Германская коалиція разбита, подавлена ц разъята; всецѣло неограниченное торжество у Антанты — и все же часть этой Антанты (Франція) по отношенію къ части германской коалиціи (Германіи) чувствуетъ себя не насыщенной, не отмщенной, а наоборотъ еще пуще задѣтой и обездоленной. И слышатся жалобы и обвиненія, что побѣжденному легче, чѣмъ побѣдителю, что побѣжденный меньше потерялъ, чѣмъ побѣдитель, что побѣжденному угрожаютъ меньшія хозяйственныя и финансовыя затрудненія, чѣмъ побѣдителю. Въ такой формѣ это, конечно, невѣрно; ибо побѣдителю подлинному (т. е. міровой коалиціи) безконечно лучше, чѣмъ побѣжденному подлинному (т. е. германской коалиціи). Но это могло быть частично вѣрнымъ при сравненіи одного изъ элементовъ побѣдившей коалиціи съ однимъ изъ элементовъ коалиціи побѣжденной — Франціи съ Германіей. Снова мы возвращаемся въ новой плоскости къ тому же отношенію: Побѣдитель въ Европѣ остался слабѣе побѣжденнаго; этотъ европейскій побѣдитель и на войнѣ былъ слабѣе побѣжденнаго и потому страдалъ больше него, претерпѣвалъ отъ него бѣдствія больше, чѣмъ ему наносилъ, сохранилъ къ нему чувства озлобленія побѣждаемаго и чувства реванша потерпѣвшаго. Не то, конечно, чтобы Франція изъ войны могла вынести ощущеніе своей моральной или соціальной неполноцѣнности. Наоборотъ, она могла бы быть всецѣло удовлетворена содѣяннымъ ею; ущемленныя чувства пораженія 1870 года покрыты и стерты; умѣніе, напряженіе, героизмъ были на уровнѣ задачи, — и тѣмъ не менѣе переживанія субъективныя и претерпѣванія объективныя были и остались въ порядкѣ побѣжденности. Побѣдитель остался слабѣе побѣж-деннаго и къ ощущеніямъ торжества побѣды своеобразно примѣшиваются претерпѣванія пораженія.