Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

Выполняя Вашу команду о необходимости увеличения поголовья скота, а также его продуктивности, считаю необходимым доложить следующее. Я, как бывший командир полка и человек, проживший активной жизнью более 35 лет, на основании жизненного опыта и следуя подчиненности по штатному расписанию, докладываю, что главным тормозом в развитии животноводства является, так называемое, искусственное осеменение скота. О данном неоспоримом факте я неоднократно докладывал по инстанции в районе и области, а сейчас обращаюсь к Вам. Такое осеменение наносит один вред. Поясняю: разве допустимо держать на ферме в двести коров только одного маломального быка, как его называют, «пробника», якобы для выявления желания коров к осеменению? Кроме того, и этому калеке создаются невыносимые условия существования. Он один, находясь в запертом отсеке, среди массы коров, постепенно теряет к ним интерес и, когда его выводят, как пробника, то он смотрит в другую сторону.

Дело в животноводстве не только пущено на самотек, но умышленно прерывается естественный ход развития скота внедрением, как меня пытаются убедить недалекие люди, прогрессивного метода искусственного осеменения. Это же безрассудно: вникать руками в грубых резиновых перчатках туда, где зарождается новая жизнь. А зоотехники делают это до самого локтя, причем многие из них мужского, а иногда и женского пола, при этом курят и громко ругаются на коров. Какие же это может вызвать эмоции в организме животного, кроме отторжения происходящего. Я лично наблюдал, как после такой операции коровы убегают бегом и обиженно мычат. В виду этого и получаются хилые телята совсем другой породы, неизвестной и незнакомой матери-корове. Отсюда телята растут как сироты, медленно набирая вес, в результате отсутствия достаточной материнской теплоты со стороны коровы.

С точки зрения экономики здесь совсем никто не задумывается. Сколько стоит замороженное семя? А зарплата зоотехникам и осеменаторам с их аппаратурой? Естественный же способ, практически бесплатный, даже выгоден – быка, израсходовавшего свои половые боезапасы, сдают на мясо.

В своих убеждениях я тверд и последовательно провожу работу по укреплению животноводства – пункты осеменения ликвидирую, создав на их базе классы для политзанятий и обучения гражданской обороне.

В заключении, товарищ секретарь, убеждая вас в своей правоте и необходимости начатой мной реформации, как человек, проживший многоопытную жизнь, авторитетно заявляю, что никакой искусственный метод не может заменить последствия близости разнополых животных в момент осеменения.

Полковник в отставке, директор совхоза Мирошин.

Дочитав до конца, ни разу не изменившись в лице, секретарь посуровел. Он встал и степенно подошел к окну. Долго смотрел в стекло и молчал. Наконец, не оборачиваясь, сощурив слегка глаза, что указывало на его плохое настроение, заговорил:

– Искренне приходится сожалеть об этом человеке. Он не безразличен. Мыслит в пределах своих понятий, но не грамотен, не имеет основ сельской жизни. К его твердому характеру еще бы знания, и ему не будет цены... Торопимся с подбором кадров, спешим все! Нужно учить людей перед назначением на должность. Давайте при научном институте создадим школу подготовки сельских руководящих кадров. Вызовите на завтра к 9 часам ректора института. А Мирошина придется заменить. Жаль, но он может навредить еще больше. Переговорите с Егоровым, пусть на бюро райкома послушают его и без шума освободят. Перевоспитывать поздно, на это у нас нет времени. Село и так еле стоит на ногах.

Через двое суток полковник Мирошин возвращался обратно в город, обдумывая дополнительные аргументы, которые он намеревался изложить в следующем рапорте.

Чугунный лоб

Все в деревне звали Ивана Михеевича на «Вы». Директора совхоза и то так не навеличивали. Почему такое случилось, трудно объяснить. Ничем вроде особым он не отличался – вечный механизатор, и все заслуги. Образование «три класса и коридор», а уже много лет ходит в механиках. Причем по любому профилю. Работал и в реммастерской, и на уборке урожая, и в животноводстве. Где ни трудней, там и он. Жил в добротном доме на берегу озера, обнявшего своими камышами одну сторону деревни от края и до края. Рано утром, когда проголодавшиеся за ночь чайки поднимали над озером шум и гам, гоняясь за мелкой рыбешкой, важные утки, еще не потревоженные рыбаками, млели на зеленых кочках, а глупые караси били хвостами в прибрежных травах, Иван Михеевич шествовал на работу. Кроме звуков его мерных шагов ничего еще не нарушало сонной деревенской тишины.

По виду его нельзя было назвать пожилым, но все в деревне давно знали его и он знал каждого, поэтому, казалось, что он был здесь всегда. Представить себе совхоз без Михеевича было невозможно. Он никогда не повышал голоса. Был немногословен, но на его замечания никто не возражал потому, что они звучали доброжелательно, но веско.

– Нету-ка, Миша, в тебе крестьянской жилы. Стал ты как цыган. Ничего округом себя не жаль. На тракторе к самому дому валишь. Десять уже дорог натоптал. Травушку всю кончил. Дожди польют – у всех красота зеленая, а у тебя одна грязь да лывы... Глуши мотор на тракту, а сам пешком к дому ходи. Чистота-а будет.

Он не ждал ответа, а поворачивался и озабоченно шагал дальше. Его замечание при этом приобретало как бы форму вежливого приказа и обсуждению не подлежало.

На ходу он не озирался, не вникал в разговоры, но всегда был в курсе событий и деревенских проблем. Что касалось практики технических решений, то обращаться к Ивану Михеевичу за советом было обычным делом. Иногда кто-нибудь из молодых инженеров или техников приходили к нему с вопросом: «Можно ли как-то восстановить сломанную деталь?»

Иван Михеевич сдвигал шапку на затылок и говорил негромко и скромно, как бы стесняясь своей необразованности.

– Я не знаю, как тут по науке положено, а мы-то раньше по своему разумению делали – вот здесь токаря пусть проточат и в кузнице бандаж изготовить надо... – Он подробно рассказывал всю технологию реставрации детали, заключение всегда делал такое:

– Может, по-научному еще как можно, а мы уж сколь ума хватало так и лепили... А