Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

Вспомнился мне и доверительный разговор его жены с моей матерью:

– После войны Васю назначили комендантом одного маленького городка в Германии, а я у него переводчицей служила. Там мы и поженились... Добрый он очень и доверчивый. Думает, все кругом такие же, как он, – искренние. Когда комендантом стал, хотел всем помочь. Бывало, придет военный и говорит, что он летчик, который бомбил город при наступлении нашей пехоты. Василий весь загорится.

– Спасибо, друг, ты нас крепко поддержал с воздуха.

И пишет на склад, чтобы выдали герою-летчику костюмной ткани. То одежду даст, то продуктов. Потом оказывалось, что всем этим на толкучке торгуют бессовестные люди.

С трибуналом местным тоже дело не пошло. Иногда возьмет солдат на развалинах какую-нибудь одежду или часы, или аккордеон. Бывало, что и патефон старый. Его судить – за «мародерство», а Василий опять бежит:

– Вы что? Боевого воина за тряпку расстреливать? Так нельзя... Я с ним поговорю, он больше не будет. Сами-то, небось, и фронта не нюхали, все по судам командуете.

Прямота эта многим не нравилась... В общем, полгода всего и поработал он, а потом другого прислали. Нас перевели в воинскую часть, но и там он не ужился. Однажды ожидали какого-то генерала, готовились к парадному построению, и старшина разбудил роту раньше времени. Вася, когда узнал, что его солдаты недоспали, накинулся на старшину:

Ты что творишь, кукурузная твоя харя? Разве можно у солдата полчаса сна отбирать? Это святое время отдыха, а ты его украл. Все! Больше я с тобой не служу. Я тебя отстраняю!

Женщина помолчала, опустив голову, а когда подняла глаза, на лице блуждала грустная улыбка, и она закончила рассказ:

– А вышло все наоборот, Васю отстранили, а старшина остался. Хорошо, что сюда устроился в профтехучилище военруком. Все-таки он вроде как командир. Ему всегда о ком-то заботиться нужно. О себе он и не думает никогда. Не напомни ему, он про еду забудет – все бы только с учащимися занимался.

Воспоминания мои были прерваны звуком тихих шагов. Оглянувшись, я увидел рядом с собой старую женщину. Худое лицо с тусклыми глазами, поношенная, старомодная одежда говорили о ее трудной, неблагополучной жизни и слабом здоровье. Она заговорила со мной первая глухим, бесцветным голосом.

– Я тут живу рядом. Смотрю – человек стоит долго одинешенек. Кто, думаю, такой? К кому пришел?

Представившись, я спросил ее, не знает ли она, когда и как скончался Василий Борисович.

Как не знать. Я вместе с ним в училище работала. Воспитателем. Он все меня сестренкой звал, потому что я тоже всю войну на фронте санитаркой была. Погиб он, голубчик наш, нежданно и негаданно. – И она, часто замолкая, чтобы с трудом передохнуть своей слабой грудью, поведала мне следующее:

– Однажды на железной дороге охранники вагонов разодрались с нашей милицией. Не поделили что-то, а те и другие с оружием. И учинили перестрелку. Василий Борисович, когда услышал это, и говорит:

– Вот глупые. Сами себя перестреляют и невинные могут пострадать. Так нельзя... – Да и помчался туда. Он спрыгнул прямо в середину стрелявших с крыши вагона.

– А ну! Встать всем по форме. С вами говорит Вшивков Василий Борисович! И не вздумайте сопротивляться. Всем сдать оружие!

Он подходил к каждому, выхватывал из рук карабины и ставил их к вагону. Затем сгреб нарушителей в кучу и гаркнул так весело и командно, как умел это делать только он один:

– Прямо! Шагом марш!

Необычная колонна двинулась к зданию небольшого вокзала, где засела группа стрелков железнодорожной милиции. Когда половина пути была уже пройдена, с их стороны вдруг прогремел выстрел. Кто-то из стрелков, не разобравшись в ситуации, неожиданно спустил курок. Василий Борисович остановился и схватился за грудь. Между пальцев брызнула кровь. Он посмотрел на ладонь и удивленно произнес:

– Вот тебе и раз!

Конвоируемые обернулись к нему и тоже остановились.

- А ну, грешники, не крути башками. Вперед смотри!

И он вновь зашагал к вокзалу. Ему было тяжело, и арестованные поддерживали теперь его со всех сторон. Шагов через десять он упал, потеряв сознание. Он метался без памяти еще несколько минут в здании вокзала, куда его перенесли. В последний раз, поднявшись на локтях, он крикнул в бесконечность:

– Знаменосец вперед! Рота, в атаку! За мной!

Это были его последние слова. Закончив рассказ, женщина молчала. Тишина вновь сковала все вокруг, и только весенняя капель булькала в лужу, как редкие мужские слезы.

Союз меча и орала

Этот союз был кратковременным, заключенным по приказам двух министров – обороны и минсельхоза. Этому событию предшествовало следующее: на территории одного из совхозов был выделен квадрат в лесном районе. Он был секретным и охранялся автоматчиками. Вскоре от гражданского шоссе была проложена бетонная дорога. Она уходила в густые заросли сибирских сосен и терялась вдали от населенных пунктов. Говорили всякое: будто бы строится склад химического оружия, секретный аэродром, танкодром и т. д.

Однако через год жители окрестных деревень и случайно проезжающие шофера по ночам иногда слышали далеко в лесу страшный рев и грохот, чувствовали дрожание земли, а после над тайгой, сначала медленно, как бы через силу, вырывалось огромное пламя и поднималось в темное небо. Яростный огонь рвался все выше и выше, достигнув облаков, начинал бледнеть и вскоре исчезал.

Первые очевидцы запуска баллистических ракет, пораженные, останавливались, смотрели с трепетом на невиданное чудо и лишь изредка кто-нибудь с восторгом восклицал:

– Вот дают! Пошла родимая!

Со временем запуски стали обычным явлением и местные уже без волнения поясняли новичкам.

– Видишь, вон небо засветилось? Сейчас опять баллистическая попрет.

Смотри!

Так прошло несколько лет,