Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

вверх, как бы раздумывая над чем-то и вдруг беззвучно залился смехом, задирая голову и встряхивая рыжими лохмами.

– Вот в рот пароход! А мы все кассы проверили, никто билета не продавал! Ну, думаем – загадка – поезд забит, а место осталось пустое. До конца ждали – думали, какая-то особая птица появится. А тут вон кто! Инженер! Да еще сельский.

Теперь уже я, ничего не понимая, оторопело смотрел на него. Он огляделся вокруг, наклонился грудью на стол и тихо, но четко, властно заговорил:

– Слушай сюда, сибиряк! Я офицер КГБ. Сопровождаю иностранцев. Не простых. Они сдали в Москве авиабилеты и пересели на поезд. Едут через всю страну в Японию как туристы. Ты вот языком молотишь, что попало и доволен. Имей в виду – этот «старик» работает в Англии учителем русского языка и владеет им получше тебя. А молодушка – симпатяга знает шесть языков, в том числе и наш. Она у «старика» связная. По нашей версии им нужно с кем-то связаться, а где, неизвестно. Раз уж ты тут оказался, давай помогай. Продолжай общение с «молодушкой», да посмелее и похитрее. Не трусь. Чуть – что – я в вагоне не один, так что будь спок! Мне бы твою фактуру, я бы ее мигом расколол. Давай не прерывай контакты. Не сиди молчком. Лопочи что-нибудь. Смотри ей в глаза нахальней, за ребро пощупай. Да не переиграй, а то даст по уху и спать уйдет. Продержись до приезда на высшем пилотаже. Перед подходом поезда не отходи от нее. Возможно, она пойдет тебя провожать.

Чем глупее себя будешь вести, тем лучше. Не думай, что ты ее интересуешь. Она ищет с кем-то контакт и может быть рискнет связаться через тебя. Если сунет записку или что-то передаст на словах – все сообщи вашему КГБ. Понял? А теперь, давай, вали к ней.

Вернувшись в вагон, мы столкнулись с моей подопечной, стоящей в коридоре у окна. Она одним взглядом осмотрела нас обоих. Я глупо и растерянно улыбался, а чекист прикинулся пьяным и, пошатываясь, вошел в купе.

Женщина зябко задрожала плечами, встала ко мне под бок и, заглядывая в глаза, шутливо произнесла: «У-у-у! Оаз 151: как».

Не знаю, как чувствовала себя она, но я, получив информацию, уже не мог себя вести также раскованно, как при первом знакомстве, и, без конца улыбаясь, согласно кивал головой, стараясь всем видом показать, что будто бы понимаю ее и очень заинтересован.

Она говорила умышленно медленно, что-то чертила пальчиком на оконном стекле, через плечо, задирая кверху красивую голову, заглядывала в мои глаза. Я многозначительно кивал и поддакивал ей. Она благодарно улыбалась и продолжала шаловливо о чем-то рассказывать.

Только изредка отдельные знакомые слова прорывались к моему сознанию, рождая бессвязные подобия образов, тут же теряющихся в потоке звуков непривычной речи и не оставляя следа в памяти. Так прошло несколько часов. Иногда мы ходили по узкому коридору и с трудом пропускали мимо себя поздних посетителей ресторана.

Ровно в полночь мы разошлись спать каждый в свое купе. Поезд приходил в родной город утром.

Я рано встал и собрался. Гебист давно уже стоял в коридоре. Увидя меня, он горестно сморщил лицо и безнадежно покачал головой. За окнами показался перрон, я взял чемоданчик и собрался выходить. В это время открылась дверь купе и вышла Гера. На ней была короткая соболиная дошка и кокетливая шляпка.

Ни слова не говоря, она взяла меня под руку и мы пошли к выходу. Гебист как тень шел сзади. Около вагона он остановился, а мы проследовали к вокзалу. Волнение все больше охватывало меня: «Неужели? Неужели?»

У самых дверей Гера остановилась, повернулась ко мне, поднялась на носки и прикоснулась губами к моей щеке. Кокетливо отойдя на два-три шага, помахала рукой.

Открыв тяжелую дверь, я вошел в здание вокзала и облегченно вздохнул. Казалось, что с души свалился огромный камень. Я вступил в свою обычную, привычную жизнь.

Прошло недели три. С головой, погрузившись в работу, я стал уже забывать события московской командировки. Но однажды в кабинет ко мне зашел приветливый мужчина и представился майором госбезопасности. Он попросил никого не впускать и не отвлекаться на телефонные звонки.

– Это вы ехали из Москвы в одном купе с офицером безопасности?

Я ответил утвердительно, никак не выказывая удивления информированностью собеседника.

– А почему вы не выполнили его указаний?

– Мной было сделано все, о чем он говорил, но я не получил ни письменного ни устного сообщения для передачи.

– Почему не информировали нас? Мы ждали.

– А что я могу сказать?

– Думаю, что многое. Нас интересовали буквально все подробности. Вы поступили неправильно. Имейте в виду, что вы можете еще нам понадобиться, тем более сейчас, когда ваша героиня арестована в Новосибирске как агент иностранной разведки.

Он встал, вежливо пожал руку и вышел. Я остался один, недвижно посреди кабинета. Сердце мое болезненно сжалось. Видимо, так чувствуют себя дети, когда сказка завершается так страшно, нелепо, с чем не хочет соглашаться разум.

Командир штрафной роты

* * *

Наверное, нет на свете ничего более грустного и умиротворяющего, чем старое деревенское кладбище ранней весной. Летняя жизнь еще не обозначилась, а вечность заполнила скорбным молчанием и запахом прелой прошлогодней растительности весь этот припавший к речке, пригорюнившийся сосновый бор.

Когда-то собирались мы – родственники – сюда в один день по сговору со всех сторон страны, а теперь по несостоятельности приезжаем к отцовской могиле по одиночке с какой-нибудь оказией. Вот и в этот раз через много лет я с попутной машиной добрался в родной поселок и пришел на погост.

На одном из скромных памятников, стоящем над плохо ухоженной могилой, я вдруг увидел выцветшую фотографию, вид которой заставил меня остановиться. Эти веселые, честные глаза, необъяснимо