Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников

ее чувства. Ни веселое сияние солнца, ни страстное пение скворцов, ни запоздалые слезы набежавшей родни пострадавшего, ни оханье его жены – ничто не трогало ее. Хотелось лечь в прохладу придорожных кустов, закрыть глаза и забыться.

Скорая помощь из города так и не прибыла. Пришлось подогнать «ветеринарку». Когда уложили больного прямо на пол кабины, Мария со старшим врачом уселись рядом, пропустив вперед жену электрика. Машина понеслась в сторону города. Через несколько минут Николай стал шевелиться и попросил закурить. Старший ветврач теперь уже властно его укладывала.

– Давай, перестань копошиться. Курить еще ему! И так еле живым остался, не понимаешь что ли? Эта-то вон... мастерица сердце тебе проткнула, пока мы к телефону бегали.

Мужчина недоверчиво посмотрел на Марию. Она кивнула ему и попыталась улыбнуться.

– Вам было совсем плохо. Пришлось ставить укол... В сердце.

В глазах пострадавшего вспыхнул страх, он снова улегся и не шелохнулся больше, пока не доехали до районной больницы. Когда его занесли в палату, туда вошли старый грузин – главврач больницы и старший ветврач. Мария, опустошенная и усталая, уселась в углу коридора на скамейку. Через некоторое время врачи возвратились, и главврач, пристально рассмотрев Марию, обратился к ней:

– Иди суда, дэвочка! Это ты ему укол сделала? Прямой укол в сердце?.. Чудеса! В коровнике, на грязном полу, после обработки скота и такой укол! Невероятно, но очень смело, прямо мастерски.

И, покачав, как попугай клювом, огромным горбатым носом закончил:

– Но это, девочка моя, большой риск! Большой! Но ничего. Ми этого мужика виличим. Завтра – послезавтра убежит домой, здоровый, как бик, а тебе спасибо скажет. Тебе ругать станут. Нэ слушай нэ кого! Меня слушай! Врач всегда рискует. Если не борется до конца – гнать его надо. Ты молодэц, дэвочка!

От этих слов глаза Марии защекотали слезы. Она готова была броситься на грудь старого доктора с благодарностью, старший врач взяла ее за руку и потянула к выходу.

– Давай поехали, нечего тут мешаться, и так натворила незнамо что.

Прошло воскресенье, а утром в понедельник в химотдел лаборатории заглянула секретарь из приемной директора:

– Боженко у вас? А... вот она где. Иди, тебя Гаврил Демидович вызывает. На планерку.

И, широко распахнув двери, добавила со смехом:

– Ждут – не дождутся! Наверно узнать хотят, как мертвяков нужно оживлять.

Войдя в кабинет начальника, Мария растерянно остановилась. Присутствующие врачи отделов уставились на нее, как на незнакомку. Директор, явно волнуясь, спросил строго и официально:

– Что это, Мария Остаповна, тут про вас Индукаева рассказывает? Какие еще вы там, в совхозе, уколы придумали ставить? Что за чушь?

Мария кратко рассказала о событии на ферме, подчеркнув, что она одна осталась с пострадавшим и посчитала своим долгом оказать ему помощь. Директор вскочил со стула и прервал ее:

– Вы что себе позволяете? Кто вам дал право заниматься не своим делом? Вы наложили печать авантюризма на весь наш коллектив. Неужели не понимаете, что в случае неудачи вам была бы прямая дорога в тюрьму, а мне досрочно на пенсию?

Закончив на этом планерку разгневанный и перепуганный директор уехал в Облсельхозуправление.

Последующие два дня прошли для Марии спокойно. Она чистила и мыла грязные пробирки и колбы, не подозревая, что в это время решается ее судьба. Начальник областной ветеринарной службы звонил своему куратору в обком партии и сообщил о случившемся в совхозе. Тот неторопливо перебил его доклад:

– Да слышал я, слышал! Не распинайся зря. Принимаете на работу в центре кого попало, а потом удивляете всех чудесами. Ваше дело кобыл лечить, а вы скоро в областную больницу полезете. Руководители тоже мне! Это электрик еще, может, полвека проживет, а когда представится все равно будут говорить, что еще бы пожил, если бы не вмешались ваши коновалы.

– Я согласен, Виктор Ипатьевич. Но факт есть факт! Дело раздувается не шуточное. Даже у меня был следователь. Как-то бы это все умять, а то прямо не знаю, что и делать.

– Чего ты не знаешь? Уберите ее с глаз долой, и все. Отправьте куда-нибудь подальше, к черту на кулички, с повышением в должности и дело с концом.

Уже через сутки после этого разговора Мария была назначена ветврачом в один из самых дальних северных совхозов. Получив в зооветснабе кое-какие лекарства, она на старом, двухпалубном колесном пароходе отправилась к месту новой работы.

Однообразно прошли трое суток. Мария, закрыв двери каюты на ключ, подолгу смотрела в окно или лежала на жестком матрасе, вспоминая события последний дней. В душе как заноза застряла обида на все человечество. Поражало, что кроме старого районного главврача, никто ее не поддержал, а коллеги в лаборатории явно выражали недовольство ее поступком, часто слышались злые шутки. «За что? Почему посчитали, что это сделано для саморекламы, а не для спасения человека? Пусть нарушены инструкции и санитарные требования к подобной процедуре, но жизнь мужчине возвращена. А главное – никто из критиков не предложил какого-либо иного средства спасения».

Ее совсем не пугало будущее на далеком севере. Была бы любимая работа, а остальное Марию не заботило. Все чаще приходила в голову мысль: «Зачем ей надо было так рисковать? Прочему там, на ферме, все разбежались от пострадавшего, а она одна осталась?».

«Так больше нельзя, – думала она, – нужно быть осторожней, а то действительно засадят в тюрьму».

Мария почти успокоилась и смогла думать о своей предстоящей работе. Ей представлялись стада оленей, бесхитростные, добродушные жители тундры, одетые зимой и летом в звериные шкуры. Вдруг, висевший на стенке радиорепродуктор, изрыгающий бравурную музыку, смолк, прокашлялся и заговорил взволнованным мужским голосом:

– Граждане пассажиры, на борту находится больной. Просьба ко всем медработникам, если таковые имеются на судне, оказать ему срочную помощь.

Мария вздрогнула и повернулась к репродуктору. Неужели этот больной опять достанется ей? Она нервно прошлась по каюте, мысли