Гайда! - Нина Николаевна Колядина

лежало четыре трупа. Это были мужчины разного возраста, но не старые. Кроме исподнего, на них не было никакой одежды.

Сомова, ни разу в жизни не видевшего ничего подобного, настолько поразили босые, какого-то жуткого фиолетово-серого цвета ноги покойников, что он даже не сразу заметил алые пятна крови, расплывшиеся на их рубахах после выстрелов. А когда заметил, к его горлу вдруг подкатила омерзительная тошнота, и Виктор едва успел отвернуться, чтобы другие не увидели, как содержимое его желудка выплескивается наружу.

После такого конфуза Сомов настолько стушевался, что не сразу повернулся к товарищам лицом. Стоя к ним спиной, он вытирал рот платком. До его слуха долетали фразы из разговора курсантов. Разговор этот к случившемуся с ним никакого отношения не имел.

– И не поймешь – красные или белые, – сказал кто-то из парней.

– Да белых, вроде, поблизости нет. Если только разведчики какие… – предположил другой.

– А что если петлюровцы?

– Или из местных кто? Может, железнодорожники? Что-то их не видно ни на станции, ни на путях…

– Так, а кто же тогда их? Наши или петлюровцы?

– А может, все-таки белые сюда прорвались, и это наши лежат?

– Дааа…– протянул один из парней. – Теперь и не разберешь, кто есть кто. Подштанники ведь у всех одинаковые.

– Подштанники-то одинаковые, да понятия об жизни разные, – философски заметил Рукавишников и прикрикнул на товарищей:

– Ладно, хватит на мертвяков глазеть. Давайте рубить.

– Не по-человечески как-то – так людей оставлять. Похоронить бы надо. Может, выкопаем могилу, хотя бы одну на всех? – предложил едва пришедший в себя Сомов.

– А копать чем будешь? Топориком, что ли? – цыкнул на него Сергей и, бросив на Виктора презрительный взгляд, ухмыльнулся: «Слизняк».

Он подошел к стоявшей поблизости осине и одним ударом срубил нижнюю ветку дерева. Другие курсанты последовали его примеру. Голиков тоже.

Вообще, поначалу Сомову Аркадий очень даже понравился. Он оказался малым смышленым, начитанным, добрым. Хоть и не доучился в своем реальном, но поговорить с ним можно было на разные темы. С первого дня их знакомства Виктор сразу решил, что ему стоит держаться этого паренька, который, несмотря на юный возраст, знает, чего хочет, поэтому и в Красную армию пошел добровольно.

У Виктора с армейской службой все получилось иначе. Если бы не сложившиеся обстоятельства, он, в отличие от Голикова, никогда бы не взял в руки оружия. Когда в Питере и в Москве большевики пришли к власти, Сомов только-только начал работать в типографии. Типографские тогда тоже разделились на два лагеря – одни поддерживали новую власть, другие были за Учредительное собрание. Последние даже не хотели большевистские издания печатать.

Виктор во всех этих делах тогда не слишком хорошо разбирался, да и не особенно к этому стремился. Его и так все устраивало: работа нравилась, перспективы роста имелись – парень он был грамотный. Ему как раз – после увольнения из типографии некоторых протестующих против большевистской власти – предложили стать метранпажем. А тут еще общественная жизнь в городе оживилась – всякие молодежные организации появились, РКСМ образовался. Хоть и голодно в Москве было, но весело, интересно. Плохо, конечно, что в стране шла Гражданская война. Но боевые действия велись где-то там – за Волгой, за Доном, за Уралом…

После октябрьского переворота большинство московских газет писало не только о победоносном шествии Советской власти по всей стране, но и о грядущей мировой революции. Виктор ежедневно сам размещал на газетных полосах внушающие оптимизм материалы на эти темы. Правда, потом он стал замечать, что оптимизма в статьях поубавилось, а вот призывов к гражданам вставать на защиту завоеваний Октября, потому что социалистическое Отечество оказалось в опасности, с каждым днем становилось все больше и больше.

В восемнадцатом году вышел декрет Советской власти о всеобщей обязательной мобилизации рабочих и крестьян для отражения обнаглевшей контрреволюции. Когда Виктор достиг призывного возраста, он понял, что его с большой долей вероятности заберут в армию. Легкая близорукость вряд ли этому помешает.

Воевать Сомову не хотелось, но от службы не откажешься – с большевиками шутки плохи. Поэтому, когда секретарь партийного комитета рассказал ему о наборе рабочей и крестьянской молодежи на курсы командиров Красной армии и посоветовал туда поступить, Виктор обрадовался: все лучше, чем на фронт отправляться. Тем более, что курсы открывались в Москве, кто ж знал, что их в Киев передислоцируют…

– Значит, будем город защищать, – прикурив от папироски Кандыбина и облокотившись на ствол одной из пушек, еще с царских времен украшающих парадный вход в корпус, сказал Рукавишников. – Я бы лучше, конечно, на Восточный фронт отправился – каппелевцев добивать. Там сейчас ох как горячо!

– Еще не известно, где горячее – там или тут, – возразил Аркадий. – От Полтавы деникинцы прут, юго-запад почти весь под Петлюрой. Наших мало, подкрепления ждать неоткуда.

– Неужели Киев все-таки сдадут? – задал вопрос Сомов.

– Кто ж его знает, – пожал плечами Сергей. – Но, видать, все к этому идет. Правильно Голиков говорит – нет у наших никаких резервов. Это только в газетах пишут, что мы на всех фронтах наступаем, а на самом деле все не так гладко.

– Я тоже думаю, что город сдадут, – поддержал разговор Кандыбин. – Вопрос в том, кто раньше здесь окажется – деникинцы или петлюровцы.

– Да какая разница? – сплюнув себе под ноги, зло сказал Сергей. – Хрен редьки не слаще.

– Бедные киевляне! – пожалел жителей города Виктор. – С семнадцатого года здесь раз десять власть менялась! А каково это? Одни придут – свои законы устанавливают, другие придут – новые порядки заводят.

– Нашел кого жалеть! – еще больше разозлился Рукавишников. – Хохлы они и есть хохлы. Большевиков ненавидят, при Скоропадском немцам задницу лизали, теперь Петлюре кланяются!

– Ну, во-первых, здесь не одни хохлы живут, а во-вторых, не все хохлы большевиков ненавидят, – не согласился с ним Сомов. – А вообще дворник наш, дед Игнат, говорил, что при немцах тут больше всего порядка было. И с работой, и с едой лучше дела обстояли, поэтому их некоторые и поддерживали.

– Этого Игната – гриба трухлявого! – давно пора к стенке поставить, чтобы таким, как ты, голову не морочил. Да и тебе место рядом с ним найдется, если будешь всякую чушь молоть! – ополчился на Сомова Сергей.

– А я-то чего? Я ничего… – слегка побледнев, начал оправдываться Виктор, но его прервал Михаил:

– Ладно вам! Чего теперь из-за немцев грызться! Нет их тут больше. А вот у петлюровцев с деникинцами может получиться конфуз: если вместе в город войдут, будут за власть драться, как собаки голодные за кость.

– Ну и хрен с ними, – уже спокойнее сказал Рукавишников. – Мы ведь все равно этого не увидим.

«Конфуз», который пророчил Кандыбин, случился ровно через неделю.

Красные все-таки оставили Киев. Когда это произошло, первыми – 30 августа 1919 года –