Гайда! - Нина Николаевна Колядина

Так вот. Гниды белогвардейские – а ими полковник Каппель командовал – узнали о том, что сам нарком приехал, чтобы Казань у них отбить, и придумали хитрую уловку: сделали огромный крюк, чтобы подобраться к поезду товарища Троцкого со стороны, откуда их вовсе не ждали, и неожиданно его атаковать. Видать, надеялись самого наркома застать врасплох и убить.

Рукавишников замолчал, стряхнул на пол пепел и глубоко затянулся. Красный огонек на конце папироски вспыхнул ярче. Сергей сделал еще одну затяжку, потом – еще и еще…

– Ну?! А дальше-то что было? – поторопил его один из курсантов. – Наши-то как? Отбились?

– Среди наших тоже немало всякой сволочи попадается, – сплюнув себе под ноги и затушив пальцами папироску, со злостью сказал Рукавишников. – Уж не знаю, то ли из-за внезапности атаки, то ли просто от страха, но почти весь полк разбежался.

Он опять замолчал, потом снова сплюнул на пол и с досадой воскликнул:

– И ведь что обидно! Этими трусами оказались земляки мои – питерцы. Только наш наркомовский отряд и защищал бронепоезд! Отбивались мы тогда долго, и не знаю, чем бы дело кончилось, если бы к нам помощь не подошла, которую товарищ Троцкий вызвал. Еле выстояли, в общем…

– А что потом? Что с полком-то стало? Так эти трусы и разбежались кто куда, как тараканы? – посыпались на Сергея вопросы курсантов.

– Может, и разбежались бы, – усмехнулся тот. – Даже какой-то пароходишко пытались захватить, чтобы подальше удрать. Но не вышло у них ничего! В общем, собрали их всех и наказали, как они того заслуживали.

– Как? – не удержался от вопроса Аркадий. – Как наказали-то?

– Говорю же – заслуженно! – развеселился вдруг Рукавишников. – Каждого десятого расстреляли!

– И правильно сделали! – сказал кто-то из парней. – Только предатели и трусы с поля боя бегут!

– А как выбирали, кого расстреливать, а кого нет? – поинтересовался другой курсант.

– Да очень просто: красноармейцев по жребию, – ответил Сергей, – а командира и комиссара полка без всякого жребия к стенке поставили. Чтоб другим неповадно было от врагов драпать.

– Так еще в Древнем Риме делали, – прозвучал в темноте голос Сомова. – В случае отступления или потери войском боевого знамени каждого десятого воина казнили. Тоже по жребию. Это у римлян называлось децимацией. Я об этом в какой-то книжке читал.

– Вот видите! – снова развеселился Сергей. – И древние люди дезертиров не жаловали: чуть что – и к стенке, или – как там у них было?

– Со скалы сбрасывали, камнями или палками забивали, – уточнил Виктор. – А то и слонами затаптывали, если воевали где-нибудь в Африке.

– Ну, мы не в Африке, слонов у нас нет, – уже серьезно сказал Рукавишников, – а вот приказ товарища Троцкого по армии на случай самовольного отступления с места боевых действий имеется. И из него, приказа этого, следует, что если красноармейцы начнут отступать без команды сверху, то первым за это будет расстрелян комиссар части, вторым – командир, а там уж очередь и до остальных дойдет.

В вагоне опять установилась тишина – курсанты обдумывали услышанное.

Аркадий почувствовал, как что-то шевельнулось у него под ложечкой. Он вспомнил отца, который зимой был назначен комиссаром и в составе 35-й сибирской дивизии воевал где-то на Восточном фронте. В голове мелькнула тревожная мысль: «А вдруг и там окажутся такие же трусы, про которых Сергей рассказывал? Тогда что же – из-за этих гадов папочку могут расстрелять?»

– Чего притихли-то? – нарушил тишину Рукавишников. – Небось, думаете, что приказ больно строгий? А без этого на войне никак нельзя.

– А эти-то – ну, на которых жребий выпал, – как отнеслись к тому, что их свои же расстреляют? – робко спросил кто-то из курсантов. – Небось, пощады просили?

– А то! Еще как просили! – подтвердил Сергей. – Плакали даже. Кое-кто на коленях ползал, кто мамок, кто детишек своих вспоминал. Не все, конечно. Некоторые матерились, как пьяные извозчики, власть нашу ругали на чем свет стоит. Я одному такому всю морду прикладом разбил!

Он сделал паузу, снова достал из кармана гимнастерки курево, чиркнул спичкой, но, не успев зажечь папироску, вдруг засмеялся и сказал:

– Вот я еще что вспомнил – один со страху даже обделался! Так и закопали с говном!

Двое-трое парней негромко хихикнули, остальные молчали.

– Дааа… – протянул Рукавишников и, вытащив из коробка вторую спичку, разжег, наконец, папироску и продолжил:

– Может, кого-то такой подход к армейской службе и не устраивает, но я вам вот что скажу: после расстрела предателей никто больше пятками не сверкал, убегая от каппелевцев. Поэтому наши уже в сентябре Казань у них отбили. Так что зарубите себе на носу: главное в армии – это дисциплина.

Аркадий «зарубил»…

В Киеве во всю буйствовала весна. Снег давно уже растаял и талыми водами сбежал по берегам Днепра в его заметно поднявшееся русло. На газонах зеленела молоденькая травка, на деревьях распускались первые листочки, а во дворах и в садах отважились раскрыть свои нежно-розовые бутоны абрикосовые деревья.

Аркадий, Виктор и еще несколько курсантов расселись на скамейках недалеко от окруженного кованой ажурной решеткой фонтана, правда, неработающего. Фонтан этот был центром и главным украшением красивого сквера, разбитого перед огромным трехэтажным зданием с полуподвальным помещением. В нем до февраля девятнадцатого – сначала при царях, потом уже при Керенском, Скоропадском, Петлюре – находился кадетский корпус, еще со времен Российской империи «имевший целью подготовку детей и подростков к воинской службе в офицерском звании». Теперь – после бегства из города петлюровцев – в здании разместились Киевские курсы красных командиров РККА имени известного революционера-большевика товарища Подвойского.

– Смотрите, что я в мусоре нашел! – вытаскивая из-под ремня гимнастерки какой-то журнал, похвастался Сомов.

– Ну-ка, ну-ка! – воскликнул один из курсантов и, выхватив из его рук находку, прочитал на обложке название:

– Кадетский литературный журнал «Спутник кадета». Поглядим, как тут до нас будущие офицерики жили!

Парень с любопытством начал перелистывать страницы напечатанного типографским способом издания.

– Ты на дату-то посмотри, – остановил его Виктор.

Курсант захлопнул журнал и нашел на его обложке дату выпуска номера: октябрь 1914-го года.

– Ууу… Старье! – недовольно пробурчал он, возвращая журнал владельцу.

– Ну и что, что старье, – удивился такой реакции Сомов. – Наоборот, интересно! Это ведь первый год войны. Неужели не хочется узнать, как они реагировали на текущие события?

Он раскрыл журнал на одной из страниц, вдоль корешка которой тянулась тоненькая зеленая травинка, служившая, по всей видимости, закладкой, и ткнул пальцем в набранный крупным шрифтом заголовок статьи: «Беглецов вернули обратно».

– Тут написано, что трое ребят из младшего класса самовольно оставили корпус и убежали на фронт, бить германцев, – улыбаясь, сказал Виктор. – Но их, конечно, вернули и наказали.

– И как же их наказали? – спросил кто-то из парней. – Сладкого, что ли, лишили?

Раздался дружный хохот.

– Нет, расстреляли за нарушение дисциплины! – со смехом предположил другой курсант.

– А я тоже в детстве