Гайда! - Нина Николаевна Колядина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, и как? Добрался до места?
– Какое там! – махнул рукой Аркадий. – Мать быстро сообразила, куда я мог податься. Меня перед Нижним с товарняка сняли. Правда, уже на третий день побега.
– И чего?
– Чего-чего! Радовался, что домой доставили. Я потом целый день отъедался и отсыпался, – сознался Аркадий. – Мне было-то всего десять лет.
– Ааа… – протянул сидевший рядом с ним курсант. – Тогда понятно, почему тебя не расстреляли.
Все снова захохотали.
– Шутки-шутками, – сказал Сомов, – а в журнале этом есть и другая информация: о тех, кто по-настоящему на войну уходил. Родину защищать. Речь идет о старшеклассниках.
Он перелистал несколько страниц, нашел еще одну травинку и зачитал выдержку из небольшой заметки: «Восемь кадет из выпускного класса изъявили желание добровольно встать в ряды защитников Отечества и отправиться на фронт рядовыми солдатами…»
Курсанты бойко начали обсуждать информацию:
– Ну и что? Тогда многие на фронт рвались! Все хотели германца бить!
– Ну да! Не было ведь ни красных, ни белых! Одна только армия была – российская!
– Знать бы, куда эти субчики после германской подались, когда большевики Брестский мир подписали!
– Да уж точно не в Красную армию! Небось, у белых теперь командирами заделались.
– Ага! Кто с Колчаком к Волге прет, кто с Деникиным против наших воюет.
– Ох, попадись мне эти кадетики сейчас – всех бы к стенке поставил и в штабеля уложил!
– А я бы их как капусту порубил! Нечего на всякую шваль патроны тратить!
В корпус курсанты вернулись в веселом расположении духа. И хотя ужин, которым их накормили в столовой, оказался не слишком сытным, настроение у всех было приподнятым.
Окна просторной, светлой комнаты, где разместилась рота Аркадия, выходили на березовую рощу. Киевляне называли ее Кадетским гаем.
Аркадий бросил взгляд на окутанные зеленой дымкой деревья и слегка погрустнел. Ему вспомнился Арзамас, такая же рощица возле храма Всех Святых, с которой у него было связано много детских – да и не совсем детских – воспоминаний. Мальчишками он и его товарищи устраивали там военные игры – носились между березами, прятались за их стволами, стреляли друг в друга из самодельных ружей. Ни у кого тогда и в мыслях не было, что когда-нибудь в этой самой роще будут раздаваться настоящие выстрелы, из настоящего оружия. А теперь не только выстрелы, но и расстрелы повсюду стали делом обыденным. Сегодня в сквере, перед ужином, курсанты даже весело шутили по этому поводу.
Аркадий еще раз посмотрел в сторону Кадетского гая, и его мысли снова перенеслись в Арзамас. Осенью прошлого года уездную ЧК там возглавил Алексей Зиновьев. Он проявлял такое усердие в борьбе с буржуазией и прочими контрреволюционными элементами, что даже его товарищ по партии, секретарь уездного исполкома Женька Гоппиус, который раньше учился вместе с ним в реальном училище, как-то сказал, что Алеша чересчур старается, без разбора обвиняя людей в антиреволюционной деятельности.
Иногда и Аркадию становилось не по себе, когда в списках арестованных уездной чрезвычайкой попадались знакомые фамилии. Однажды он поделился своими сомнениями с Петькой Цыбышевым.
– Ну, а что? – пожал плечами тот. – Ты хочешь, чтобы нас с тобой эти буржуи уничтожили? А они так и сделают, если верх возьмут. Тут, брат, как говорится, кто кого. И потом – чего их жалеть-то? Товарищ Лацис вообще считает, что наша ЧК еще недостаточно хорошо в этом направлении работает. Я недавно его статью в «Красном терроре» прочитал. Так вот, в ней написано, что буржуазию надо уничтожать как класс, нечего по ней плакать, пока страна кишит белогвардейщиной…
Ночью Аркадию снилась Лена Дорошевская. Во сне он увидел, как ее тоненькая фигурка мелькает среди молодых, стройных березок и кажется похожей на одну из них. На девушке – красивое белое платье с кружевным воротничком. От затылка на грудь перекинута длинная темно-русая коса с вплетенной в нее такой же белой шелковой лентой.
Лена, улыбаясь, идет по узенькой тропинке, протоптанной в зеленой траве среди березовой рощи. По стволам деревьев скользят солнечные лучи.
«Где это? Что это за место? – отчего-то тревожно стучит у Аркадия в висках. – Киев? Кадетский гай? Непохоже… Арзамас? Неужели это наша роща – та самая, возле Всехсвятской церкви? Но что там делает Лена? И почему она совсем одна…»
А Лена уже стоит перед воротами храма и старается открыть тяжелую дверь, которая никак ей не поддается.
«Леночка! Лена!» – силится произнести имя девушки Аркадий, но это у него почему-то не получается. И все-таки Лена будто бы слышит его и оборачивается. Аркадия поражает произошедшая в ее лице перемена. На нем уже не играет улыбка, а с глаз, наполненных горьким отчаянием, готовы сорваться слезы. Губы девушки начинают подрагивать, и кажется, что она вот-вот заплачет. Но нет. Лена не плачет, а тоже пытается произнести какие-то слова. И хотя до слуха Аркадия не долетает ни единого звука, смысл этих слов ему все же понятен.
«Надо открыть дверь! – будто бы говорит Лена. – Там мой папа. Нужно выпустить его оттуда. Аркашенька, помоги мне открыть эту дверь. Умоляю тебя – помоги…»
У Аркадия начинает бешено колотиться сердце. Первая мысль, которая приходит ему в голову, – немедленно броситься Лене на подмогу. Но он не может сдвинуться с места – ноги его кажутся такими тяжелыми, будто к каждой из них прикована пудовая гиря.
«Что со мной? – удивляется Аркадий. – Что с моими ногами? Почему я не могу оторвать их от земли?»
«Потому что тебе туда не надо, – отвечает на его вопрос откуда-то появившийся перед ним начальник арзамасской ЧК Алексей Зиновьев. – Нельзя открывать эту дверь. Там ведь теперь тюрьма. Или ты забыл?»
Господи! Как же он мог забыть! Действительно – Всехсвятская церковь давно уже не церковь, а тюрьма, где ждут своей участи враги Советской власти.
«Но Дмитрий Наркисович не враг! – пытается вступиться за отца Лены Аркадий. – Он не буржуй и не контрреволюционер, а честный гражданин, известный в городе врач!»
«Ты уверен? – растягивая в улыбке толстые губы, ехидно усмехается главный арзамасский чекист. – А что ты про него знаешь?»
«Много чего знаю! – твердо отвечает Аркадий. – Мы с его сыном, Костей Дорошевским, учились вместе, пока я в армию не ушел. Дмитрий Наркисович целыми днями работает, людей лечит».
«А про другого его сына, Дмитрия, что ты знаешь?» – сверля Аркадия пронзительным, жестким взглядом, спрашивает Зиновьев.
«Про Дмитрия?» – переспрашивает Аркадий и в растерянности замолкает.
А действительно – что он знает о старшем брате Лены и Кости? Практически ничего. Как-то Костик хвастался, что Дима учится в Кронштадте
