Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— По-моему, Мария, ты могла хотя бы объяснить, что в конце концов произошло?

— А кто тебе сказал, что что-то произошло?

— Не строй из себя большую умницу. Я ума не приложу, какие силы тут вмешались. А если так, могла бы сказать открыто! А то какого черта…

— Сказать открыто? Если хочешь — давай. — Обида, причиненная его матерью, все еще не проходила, по-прежнему терзала сердце. Но какой смысл рассказывать ему об этом? И поскольку у нее было хорошее настроение, — такой прекрасный день, кроме того, получилась наконец ария Леоноры из «Трубадура», которую они разучивали с утра с домнишоарой Дическу! — то в данную минуту ей захотелось немножко поиздеваться над ним. — Давай, — повторила она, — скажу все открыто. Отец не разрешает мне с тобой встречаться. Узнал, что ты сын помещика, и сказал, что до крови побьет меня. Вот так… А я между тем понятия не имела, из какого ты рода. Просто считала учеником реального училища, другом детства Тали Предеску. Кстати, все время хотела у тебя спросить. Как могло получиться, что она часто таскала тебя за волосы? Ты же в конце концов мужчина, да и немного старше ее.

— Оставь ее в покое, — еще больше нахмурился он. — Перейдем к более существенным вопросам. Не понимаю, чего не может со мной поделить твой отец? Мы ведь даже не знакомы!

— Разве ж я не сказала? Ты — сын помещика, и он боится, как бы не вышла за тебя замуж…

— Вышла замуж? Но вопрос, по-моему, так не стоял?

— Вот видишь. А он думал, стоял.

— Ну и что же?

— Считает, что вы, класс помещиков, всяческих бояр и богачей, осуждены на вымирание. Будущее — за нами, за пролетариатом. Вот и подумай сам: имеет ли тогда смысл породниться?

Кока поднял на нее хмурые глаза.

— Наверно, ты просто издеваешься надо мной, — заключил он. — Давай лучше помиримся.

— А разве мы ссорились?

— Твой отец — большевик или как? Почему разделяет такие взгляды?

— Да нет. Не думаю, — испугалась Мария. Не хватало еще, чтоб Кока проговорился где-нибудь, а отца потом опять избили в полиции. Теперь она уже жалела, что так глупо пошутила.

— А вообще-то, — он удрученно покачал головой, — хочу, чтоб знала: твоя коллега Лучика Визир просто гадюка. Когда я передавал через нее записки, сначала показывала их маме.

— Поразительно!

Мария начала смеяться. Ею овладело неудержимое веселье, как только представила себе лицо доамны Томша, читающей любовные письма сыночка, к тому же и узенькие щелочки-глаза Лучики, следящей за тем, как читает.

— Чего вдруг стало так весело?

— Прости. Сама не знаю, что вдруг нашло. Но Лучика больше твоя соседка, чем моя коллега. Мы никогда с ней не дружили. Может, делала это из ревности?

— Думаешь?

Подобная мысль самому Коке в голову почему-то не пришла. Но перспектива радовала.

— Ладно, — сказал он. — Как обстоит со стихами?

— Во всяком случае лучше, чем у тебя.

— А что было бы, если б ты перестала корчить из себя пролетарскую принцессу и пошла со мной в кино? В «Экспрессе» идет «Дом тайн» с Иваном Мозжухиным.

Мгновение Мария оставалась во власти нерешительности и сомнений, которые так часто испытывала с тех пор, как они расстались: и которые ей отнюдь не хотелось испытать вновь. Что изменится, в самом деле, если пойдет с ним в кино и потом, на обратном пути, поболтают о всякой всячине? Беззаботные, свободные от всяких условностей и правил приличия?

— Нет, Кока. Шагай один. У меня ни минуты свободной. И потом, мы не очень подходим друг другу. Не ложимся в кадр, как говорят в мире кино.

VI

Хоть домнишоара Аннет Дическу и была свидетельницей трагической неудачи, постигшей Божену Белоусову, директор консерватории не переставала мечтать о дне, когда здесь, в Кишиневе, откроется настоящий, главное же — стационарный оперный театр. И пусть не ей суждено заслужить аплодисменты зрителей, зато ученики непременно прославят ее имя своими успехами на сцене. В ожидании этого мифического будущего домнишоара устраивала время от времени большие музыкальные вечера, в которых участвовали не только преподаватели и ученики консерватории, но и известные в городе любители. Она и сейчас с головой окунулась в осуществление давно задуманного проекта: грандиозного концерта с «Реквиемом» Верди. Она добилась согласия на участие хора и симфонического оркестра Булычова, дирижировать которым должен будет Жан Бобеску. Режиссуру взял на себя Вронский. Само собой разумелось, что особая роль среди солистов отводилась Марии. Барышни возвращались домой поздно вечером, полностью измотанные и вместе с тем счастливые. Подобного события в музыкальной жизни города не было с прошлого года, когда в связи со столетием Бетховена среди прочих музыкальных торжеств в зале католической церкви прозвучал величественный «Реквием» Перози.

Но внезапно все эти мечты могли бы рассеяться как дым. Ворвался конкурент, соревноваться с которым было сверх сил.

Появление этих афиш вызвало в городе невообразимый ажиотаж. Кишиневцы, и местные, и приехавшие сюда после революции, были ошеломлены. Никто не мог понять смысла предстоящего события. Новость обсуждалась с воодушевлением, в котором нервозность смешивалась с озабоченностью, а радость омрачалась тенью недоумения.

— Хотелось бы знать: из Москвы они приезжают или как? — такие разговоры слышались всюду: в кафе, в трамваях, в кинотеатрах.

— Откуда же приезжать, если театр — московский?

— Неправда! Там вовсе нет театров!

— Что значит — «нет театров»?! Тогда, скажите на милость, где, если не в Москве и Петербурге, находились самые крупные театры?

— Это правильно. Находились. Неужели думаешь, что большевики посещают императорский театр в Петербурге? Они все разрушили, все до основания.

— Как с императорским театром — не знаю, но Художественный театр был создан Горьким. Его разрушить не могли.

— Допустим, не Горьким, а Чеховым.

— Не собираюсь