Робеспьер - Эрве Лёверс

Робеспьер также ощущает тесную связь с другими журналистами, которые благосклонно представляют его выступления, упоминают о его публикациях или перепечатывают полученные им письма. Он ценит Элизе Лустало, автора "Революсьон де Пари" ("Парижской революции"); когда тот тяжело заболевает, именно Робеспьера и Мерсье клуб Друзей Конституции посылает к его изголовью (сентябрь 1790). Он уважает Фрерона, который в "Оратёр дю пёпль" ("Народным ораторе") впервые награждает его званием Неподкупного; он также высоко ценит Бриссо и его "Патриот франсэ" ("Французского патриота"). В данный момент Демулены, Фрерон, Бриссо и Робеспьер объединяются в общей битве; именно начиная с Законодательного собрания для одних и с Конвента для других, их пути вскоре разойдутся. Что касается Марата, то Робеспьер ещё не знает его лично; он считает его "необузданным и вспыльчивым", но искренним другом народа.

Сделался ли Робеспьер сам журналистом? "Лез акт дез апотр" ("Деяния апостолов") утверждают именно это. Они многократно приписывают ему руководство "Л'Юньон у Журналь де ля либерте" ("Союзом, или Свободной газетой"), которая, после четырёх двуязычных номеров (французский, английский), выходила исключительно на французском языке с ноября 1789 по апрель 1790 г. Они насмехаются над его небольшим успехом у публики, его ложными сведениями или его непрестанным разоблачением аристократических заговоров… Стоит ли верить "Лез акт" ("Деяниям"), способствовавшим, наряду с этим, распространению легенды о некоем Робеспьере, потомке цареубийцы Дамьена? Сотрудничал ли Робеспьер с "Л'Юньон" ("Союзом"), затем "Журналь де ля либерте" ("Свободной газетой") (май-август 1790), которая его сменила? Это факт (Амель) или выдумка (Вальтер)? Робеспьер сам даёт ответ в Рекламном листке своего периодического издания "Защитник Конституции"; говоря о законодателях-журналистах, он уточняет, что его работа депутата в Учредительном собрании поглощала его "целиком". Как не поверить этому? Кроме того, если бы он сотрудничал с "Л'Юньон" ("Союзом") с зимы по весну 1790 г., разве могла бы эта газета использовать вариант написания его имени Роберт-Пьер, а затем Робертспьер?

Взаимодействие Робеспьера с публикой более непосредственно осуществляется с помощью этой дюжины речей, напечатанных в период Учредительного собрания; изданные по инициативе и за счёт депутата, по постановлению Национального собрания или по желанию одного из клубов, они датируются, в основном, 1791 годом, когда Робеспьер пользуется известностью, которая способствует распространению его идей; к ним можно добавить пять подтверждённых письменных документов. В этих письмах или речах депутат использует приёмы адвоката. Он любит повторять риторические фигуры; он задаёт ритм своему тексту, воздействую на читателя или слушателя, не отказывается от pathos, использует иронию… Хорошо построенные, основательно аргументированные, речи придают смысл его политической позиции; в случае необходимости, как в отличающемся своей необычностью "Совете народу Артуа" (декабрь 1789), самолегализация происходит при помощи автобиографии, прямо связывающей народного оратора с его прошлым опытом защитника невинности.

В Аррасе Робеспьер дарил свои юридические записки судьям, коллегам или друзьям. Из Парижа он отправляет свои печатные произведения своим знакомым, близким или родственникам (м-м де Шалабр, Бюиссару, Огюстену Робеспьеру…), в прессу, клубам или городским властям. Речь не идёт об исключительной дани уважения. Из-за принципов он ощущает себя близким к своим собеседникам и просит их помочь популяризации брошюр, объявляя о них в своих газетах, если адресаты являются журналистами, или распространить их вокруг себя. 12 февраля 1790 г. он прилагает к письму для патриотического комитета Лилля своё "Обращение к бельгийскому народу": "Мне кажется, что она может способствовать распространению чувств патриотизма в вашей области; если вы согласитесь с этим мнением, - добавляет он, - то быть может, стоило бы переиздать ее. Или же, если вы хотите избегнуть этого труда я вышлю вам часть того издания, которое я выпустил за свой счет. Я к нему присоединил предложение о восстановлении права на коммунальные земли и ещё другое сочинение, издать которое показалось мне необходимым в ответ на клевету моих врагов. Я могу вам прислать несколько экземпляров ее, если вы находите, что она может быть полезна общему делу"[100]. В отрывке депутат подчёркивает своё бескорыстие и демонстрирует намерение отойти на второй план перед делом, которое он защищает; речь идёт не о нём, утверждает он, а только об общественном благе. Он хочет сражаться с помощью печати, но также создать образ народного защитника. Иногда, посылая своё произведение, он полагается на патриотизм адресата: "Вспомните, - пишет он муниципалитету Тулона, - что распространение знаний и развитие общественного духа тесно связаны со счастьем родины и человечества"[101] (апрель 1791). Так, по крайней мере, одна из его речей, речь о Национальной гвардии (декабрь 1790), вскоре была переиздана по постановлению Общества Друзей Конституции в Безансоне и, в сокращённой версии, клубом Якобинцев в Марселе. Это говорит о важности клубов в общенациональном распространении его идей.

Завоевание клубов

У парижских Якобинцев Робеспьер – оратор, как и в Собрании. В бывшем доминиканском монастыре на улице Сент-Оноре, Общество Друзей Конституции продолжает работу бретонского клуба Версаля, того самого, за заседаниями которого Робеспьер наблюдал в кафе Амори. С 1789 по лето 1791 г. якобинцы поочерёдно располагаются в бывшей зале капитула, в бывшей библиотеке, затем в церкви, с обустройством, схожим с залой в Манеже. Здесь атмосфера не такая, как в Собрании; ораторам, являются они депутатами или нет, нет нужды пререкаться с Казалесами или Мори, главными избранными от так называемого движения "чёрных", враждебного Революции. Все якобинцы – "патриоты", но с ощутимыми нюансами. Споры совсем не исключены.

С 1789 г. до бегства короля весной 1791 г. клуб вовсе не предан Робеспьеру, который представляет только одну из патриотических тенденций. В течение долгого времени здесь царит Мирабо. И всё же, Робеспьер добивается, чтобы его слушали и ценили. В апреле 1790 г. он пишет своему другу Бюисару: "За ненависть, которую питают ко мне аристократы, я получаю достаточную награду в выражениях благосклонности, которой меня удостаивают все добрые граждане. Я недавно получил подтверждение этого со стороны Общества друзей конституции, объединяющего всех патриотических депутатов Национального собрания и наиболее знаменитых граждан столицы. Они избрали меня председателем этого общества"[102]. Иногда ему приходится сражаться. Как забыть то напряжение вокруг возможного включения "пассивных" граждан в Национальную гвардию в декабре 1790 г., которое заставило председателя Мирабо встать на собственный стул? Как не упомянуть также о том заседании 3 октября 1790 г., на