Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, когда вы приезжали в Шанхай?
– В конце пятидесятых, как турист. Меня чуть не арестовали.
– Арестовали?
Она надевает шляпу.
– Ну, я была глупым подростком. Мало что знала об этой стране. Я только что приехала и увидела в лифте отеля табличку с надписью «Народная вечеринка, требуются специальные пропуска», поэтому подумала, что можно хорошо провести вечер. Она была всего двумя этажами выше моего номера, поэтому я поднялась по лестнице наверх. Когда я туда добралась, никакой музыки не было, и все уставились на меня. Двое охранников в униформе прижали меня к стене. Они подумали, что я шпион.
Я начинаю смеяться. Только молодые американцы могли легко спутать Коммунистическую партию с обычной вечеринкой.
– Вы могли не беспокоиться. Правительство не стало бы арестовывать вас в отеле.
– Почему нет?
Американцы слышат по телевизору всевозможные новости о Китае, но мало кто понимает, каково это – жить здесь. Шанхай сегодня, наверное, самый безопасный город в мире, где молодая одинокая женщина может бродить по улицам ночью, не подвергаясь приставаниям. Большинство людей дружелюбны, гостеприимны и скромны.
Феникс прочищает горло, поэтому я говорю:
– Увидимся завтра в ресторане «Катей-рум» в одиннадцать на ланче. Вас это устроит?
– Конечно, я буду там. И принесу несколько фотографий, чтобы показать вам. Но прошу прощения. Я должна спросить вас кое о чем, что не выходит у меня из головы. Вы хорошо знаете ценность отеля. Он стоит миллионы. Почему вы предлагаете отдать его мне?
Я ожидала этого вопроса.
– Вы не желаете принять этот подарок?
– О, боже. Да, конечно, я с удовольствием приму его. Просто, знаете, в это так трудно поверить.
Интересная у нее привычка – все время восклицать.
– Вы потратили три года на проект, в котором рассказывается о самом дорогом для меня человеке, и вы первая, кто занялся изучением бедственного положения евреев в Шанхае. Думаю, вы заслуживаете награды. И не забывайте, вам все равно нужно снять документальный фильм и показать его всему миру.
– С удовольствием это сделаю. Я верю, что жизнь мистера Рейсманна в Шанхае и его отношения с вами затронут сердца многих людей сегодня. Но позвольте спросить вас, мисс Шао, почему вы хотите снять о нем документальный фильм?
Я делаю глубокий вдох.
– Потому что, мисс Сореби, я совершила нечто непростительное.
Глава 38
Август 1941
Эрнест
В течение многих дней после того, как Эрнест обнаружил, что японцы тайно перевозят оружие, с фотоаппаратом на шее он проводил все свободное от работы время в поисках своего друга-гиганта. Он хотел предупредить его. Но к своему разочарованию Эрнест нигде не мог найти Джио.
Сассун мог бы воспользоваться фотопленкой и при необходимости предупредить Поселение, но Эрнест все еще злился на него. Однако после долгих размышлений Эрнест решил отложить в сторону свои личные чувства ради блага Поселения. Наконец, как-то в августе Эрнест попросил на стойке регистрации отеля повидаться со стариком, но ему отказали – Сассун был занят.
В одночасье британцы из Индии и Англии, казалось, исчезли с улиц и из отеля. Подняв глаза от фортепиано, Эрнест увидел, что американцы пьют и пристально наблюдают за японцами, которые заполнили весь бар. Японцы с таинственным видом уставились на него. Он вздрогнул от резкой боли в руке, зашитая монахинями рана все еще беспокоила его.
* * *
Наступила осень. Однажды ночью, после того как все покинули бар, Эрнест собрал свои вещи. Вестибюль за пределами бара был почти пуст. Незажженные бра висели на стене, как черные пауки. Уже перевалило за полночь, несколько гостей отеля задержались внизу, и единственным звуком был стук его ботинок и мягкое гудение радиаторных решеток. У него засосало под ложечкой, как будто он шел по лесу, где все живые существа затаили дыхание.
– Вы не видели сэра Сассуна? – спросил он коридорного, тощего юнца с длинными руками, стоявшего у вращающейся двери.
Тот покачал головой.
– Он отдыхает, сэр.
– Доброй ночи.
* * *
Эрнест помахал Мириам, когда она появилась во дворе, переполненном детьми-беженцами, дрожащими в тонких черных куртках. Все утро моросил дождь, и воздух был прохладным. Чтобы повидаться с ней он целый час шел пешком и пересаживался на пять автобусов – у двух по дороге заглохли двигатели.
Он пересчитал сэкономленные деньги – почти сто американских долларов. Неплохо, после оплаты летней школы Мириам, осеннего семестра, взноса для принимающей семьи, покупки одежды и выплаты годовой арендной платы за его квартиру. Сегодня он принес пальто и холщовую сумку для Мириам.
– Что ты здесь делаешь, Эрнест? – Мириам стояла, одетая в черный блейзер поверх белой блузки с бантом и черную юбку. Как он понял, этот наряд дала миссис Блэкстоун. Его сестра выглядела благопристойной и грациозной. Он был поражен и совершенно не готов. С каких это пор его младшая сестра превратилась в настоящую женщину? Но безразличие на лице Мириам ранило его.
– Я купил это пальто для тебя. – Ему вдруг стало неловко. За последние несколько месяцев ему удалось лишь мельком увидеться с ней, так как на лето она осталась в доме Блэкстоунов. – Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Хочешь чего-нибудь вкусненького? Пойдем. Я поговорил с директором, и мы можем провести некоторое время вместе. – Он вывел ее из школы и перешел улицу в магазин, где продавали баоцзы[4], ютяо[5] и жареные пирожки с зеленым луком.
Мириам выбрала две ютяо.
– Что у тебя в сумке?
– Это для тебя. Слушай, я хочу тебя предупредить. В Шанхае начнется война и…
– Я знаю.
– Откуда ты знаешь?
Она пожала плечами.
– Мистер Блэкстоун сказал мне. Он сказал, что его коллеги покидают Шанхай. Он тоже об этом думает. Он сказал, что немцы выигрывают войну в Европе и бомбят авиационные заводы и радиолокационные станции в Лондоне. Как там его зовут – Черчилль, верно? Черчилль вывел военно-морской флот из Китая в Сингапур, и что еще… я не помню.
У мистера Блэкстоуна, вероятно, был спрятан радиоприемник в шкафу или что-то в этом роде.
– И у нас каждый день в школе появляются новые дети – беженцы из Европы. Вчера прибыла сотня. Школе придется прекратить их принимать. Она переполнена.
Грустно было об этом слышать, но он ничего не мог поделать. Сассун был прав – они продолжали прибывать, и люди в отеле тоже жаловались. «Еврейские общины больше не могли нести бремя беженцев. Беженцы – это отбросы общества в Европе». Новый
