Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел

И тогда он снова принялся играть, на этот раз нежно постукивая по клавишам, любовно и медленно поглаживая их. Кончиками средних пальцев он касался клавиш так, будто целовал ее губы. «Лунный свет» Дебюсси, выходивший из-под его рук, был наполнен бесконечной нежностью и тоской.

* * *

Эрнест покинул бар около полуночи. Здания в стиле ар-деко рядом с набережной погрузились в темноту, а улицы освещались лишь огнями, исходящими от закрытых банков. Повесив свою «Лейку» на шею, он направился к японскому военному кораблю у Садового моста. Какое-то движение привлекло его внимание.

Свет фонарика прорезал глухую ночь. Он замерцал на военном корабле, с которого японский офицер в форме спускался в моторную лодку, пришвартованную рядом. Затем раздался рев двигателей, и лодка проплыла мимо, следуя красному лучу, посланному с дома у моста.

Эрнест нутром чувствовал, что японцы что-то замышляют. Лодка подошла к импровизированному причалу рядом с домом у моста, из нее вылез офицер и поднял фонарь. По его сигналу приблизился еще один военный катер с широким корпусом и орудийной башней, с которого на пирс спрыгнула группа из восьми японских военнослужащих. Они поклонились офицеру, запрыгнули в его лодку и нырнули под брезентовый тент, который скрывал большую ее часть.

Эрнест придержал фотоаппарат и бесшумно подбежал ближе. Только он успел найти хорошее место за телеграфным столбом, как военнослужащие спрыгнули с лодки на пирс, держа в руках кипы крупнокалиберных пулеметов. С осторожностью и организованно они перенесли пулеметы с моторной лодки на военный катер с орудийной башней.

Неужели японцы тайно вооружали свои войска, чтобы подготовиться к нападению? С бешено колотящимся сердцем Эрнест поднял фотоаппарат.

Он смог подобраться достаточно близко, чтобы сделать снимки, но ему пришлось включить вспышку, что выдало бы его местоположение. Но он не мог упустить этот момент. Джио нужно было это увидеть, Поселение должно было подготовиться. Он поднял фотоаппарат, наведя объектив на группу солдат, и нажал затвор.

Белая вспышка осветила лицо офицера, у которого под глазом виднелась родинка. Эрнест быстро сделал еще несколько снимков, в ушах зазвенели удивленные крики на японском.

Раздался выстрел.

– Черт! – Он развернулся и побежал. Следом раздался еще один выстрел.

Улица перед ним казалась такой темной и далекой. Спустя какое-то время он, наконец, миновал ряд зданий в стиле ар-деко и нырнул в переулок. Что-то текло по его руке.

* * *

В своей квартире он упал на кровать. Мучительная боль пронзила его тело. Пуля задела плечо, и кровь стекала вниз по руке на покрытую шрамами кисть, а темно-серый пиджак и оксфордская рубашка прилипли к груди, как мокрый купальный костюм. Усилием воли он снял пиджак и рубашку и схватил маленькую бутылку бренди, которую получил в подарок от посетителя. Сделав большой глоток, он стиснул зубы и вылил жидкость себе на рану. Он закричал. Тяжело дыша, Эрнест перевязал рану галстуком, чтобы остановить кровь. Боль была такой сильной, словно его плоть резали ножом. Утром ему снова придется отправиться к католическим монахиням. Казалось, это было проклятием: сначала его правую руку пырнули ножом, теперь прострелили.

Он распластался на кровати. Японцы замышляли что-то опасное.

Глава 37

Осень 1980

Отель «Мир»

Память – это лес, который меняется в зависимости от времени года. Он расцветает летом, высыхает осенью, умирает зимой и снова яростно прорастает весной. Теперь, разговаривая с американской об Эрнесте, о моем прошлом, я вижу, как лес моей памяти снова становится пышным.

Но как я могла проболтаться о своем старом секрете про свои обнаженные фотографии женщине, которую едва знаю? Жаль, что я не удержала рот на замке. Поэтому меняю тему.

– В сороковых годах в Шанхае царил беспорядок. Его называли забытым островом, покинутым остальным миром.

– Я об этом слышала, мисс Шао. О забытом острове. Но… вы отклонили предложение сэра Сассуна? Как же вы стали владелицей этого отеля?

– Я купила его. Четыре года назад. Члены «банды четырех» очень плохо управляли отелем, и он находился на грани банкротства.

– Понятно. Позвольте мне сказать, мисс Шао, ваш предпринимательский дух значительно опередил ваше время, и ваши отношения с мистером Рейсманном звучат невероятно.

Я осторожно спрашиваю:

– То есть, вы расскажите об обнаженных фотографиях в документальном фильме?

– Это было искусство, мисс Шао. Конечно же, я расскажу о них.

– Но я бы предпочла, чтобы вы этого не делали.

Мисс Сореби проводит рукой по волосам.

– Я готова обсудить это, если вам неудобно о них упоминать. Единственное, что я могу точно вам пообещать, – это то, что я не стану раздувать из них сенсацию. Я понимаю, что в вашем возрасте будет неловко иметь дело со скандалами.

Я внимательно рассматриваю ее, ее глаза, нос и губы. От волнения на ее щеках появляется румянец, и она часто проводит пальцами по волосам. Она нервничает.

– У вас красивая шляпа.

– Спасибо. Я обожаю эту шляпу. Позвольте мне заверить вас, мисс Шао, вам совершенно не стоит беспокоиться об обнаженных фотографиях. Насколько я могу судить, в коллекции Сассуна нет ни одного обнаженного снимка.

Мое сердце замирает.

– Коллекция Сассуна?

– Южный методистский университет в Далласе в штате Техас, располагает коллекцией дневников, писем и фотографий Сассуна. Я также нашла экземпляр журнала, в котором была напечатана статья о мистере Рейсманне. Его название «Хороший друг». Там говорится, что он был самым популярным джазовым пианистом в Шанхае. Я заинтригована. Как пианист смог стать богатым человеком, а затем спас жизни многих беженцев?

Я разворачиваю от нее свое инвалидное кресло.

– Я очень устала, мисс Сореби. Не будете ли вы так любезны встретиться со мной завтра?

Она смотрит на меня, затем переводит взгляд на Феникс.

– Думаю, было бы замечательно встретиться завтра, мисс Сореби, – говорит Феникс, поддерживая меня.

– Потрясающе. Поскольку у меня достаточно времени, я прогуляюсь и посещу многоквартирный дом на Пешеходной набережной. Это поможет собрать дополнительную информацию. – Она берет свой блокнот.

– Как долго вы работаете документалистом, мисс Сореби? – спрашиваю я.

– Пять лет. У меня есть два партнера. Мы небольшая кинематографическая фирма, пока еще не получили «Оскар». Снимать документальные фильмы не прибыльно, но мне нравится заниматься исследовательской работой.

– Почему вы решили сделать выставку о евреях в Шанхае?

– Меня всегда интересовал Шанхай. Я приезжала сюда раньше.

– Чтобы собрать информацию для выставки?

– Нет, не для выставки. Когда я работала над исследованием в семьдесят седьмом году, мне сказали, что Китай еще не приветствует иностранцев в своих городах. Поэтому я проводила все интервью по телефону и лично встречалась