Царская тень - Мааза Менгисте

Над ними, высоко на плато, полковник Карло Фучелли смотрит в бинокль, он вдавил ноги в землю, он не позволяет своему разуму роскоши страха. Вон там стоит Ибрагим, повернулся в сторону сигнала от абиссинского боевого соединения. Ascari выстроились в идеальную линию, их точность — свидетельство бесконечной боевой подготовки под руководством Ибрагима. В них нет ни малейшей опасливости первых дней. Всякие признаки беспокойства исчезли. Они смотрят перед собой, неподвижные и собранные в ожидании знака своего командира, который ждет знака своего командира, который ждет, когда четкая и мимолетная вспышка света заявит о своей человеческой природе.

Кидане вжимается в землю, когда Амха снова проводит отраженным светом по долине. Свет ударяет по ясным голубым небесам, вспугивая черных птиц, их сердитое карканье пронзает висящую в воздухе жару. Кидане видел, как этот человек демонстрировал свой метод Аклилу и Сеифу, но Кидане так пока и не может понять, как он это делает, как он заставляет свет двигаться таким неожиданным образом на огромных расстояниях и под невероятными углами. А теперь он снова удивил Кидане, настояв на том, чтобы он и Аклилу нашли способ спрятаться близ итальянских танков, пока остальные будут ждать сигнала Кидане к атаке.

Амха объяснял: Если ты позволишь нам идти следом за танками, то мы уничтожим их самое мощное оружие, передовая линия благодаря этому будет сильнее.

Никаких знаков почтительности от него Кидане не видел, никаких низких поклонов или опущенных глаз, обязательных у остальных во время разговора с Кидане. Одна только взволнованная настойчивость, поддержанная безмолвным, но очевидным согласием Аклилу. В конечном счете Кидане уступил, доверившись инстинкту Амхи. Как только он даст сигнал, Амха и Аклилу спрячутся среди холмов позади танков.

Амха смотрит в его сторону, и Кидане кивает — идите к танкам. Потом он прислушивается. Его сигнал к атаке эхом отдастся от холмов ревом рожка. Новенький рекрут, пожилой человек со странным именем Миним (Ничто), дунет в этот громоподобный инструмент. Некоторые из его людей ворчали по поводу выбора Минима. Зачем какая-либо мать будет нарекать своего ребенка таким именем, если за этим не кроется что-то? спрашивали они. Он принесет нам неудачу, добавляли они. Аклилу, скажи деджазмачу, что мы думаем, скажи, нас это пугает, этот Миним, это ничто, может, он шпион. Аклилу вернулся к Кидане и просто сказал: Он не рожден для войны, но он хороший скороход, значит, умеет управлять дыханием.

Черные птицы над его головой снова выстраиваются, их крики не столь пронзительны. Рядом с Кидане замер Сеифу, только его глаза мечутся с одного конца долины к другому, выдавая его волнение. Все они ждут сигнала Кидане, но он ждет, когда Амха и Аклилу доберутся до места, а еще он ждет, когда женщины обоснуются на безопасном расстоянии от них, вдали от артиллерийского огня, но достаточно близко, чтобы добраться до раненых, которые наверняка будут. Как только Астер будет готова, она даст им знать.

Звук пронзает мягкое основание его черепа — стук, не более. Карло поднимает голову: звук исходит откуда-то снизу, потом набухает с обеих сторон от него, потом смещается и парит за его согнутой спиной, и он чувствует, как усиливается звуковая энергия. А он стоит на кладке топлива для костра, смотрит на строгое лицо своего отца: Разве ты уже не большой мальчик, Карло, разве ты не вырос уже достаточно, чтобы не плакать? Прыгай, или я вытащу это полено из штабеля. Прыгай. А потом звук повсюду и нигде, примитивный и контролируемый, непонятный и знакомый. Ленто, лентиссимо, пиано, пианиссимо, говорит он себе. Но скачок электричества подавляет его сопротивление, смягчает его позвоночник. Страх — вещь постепенная, он проходит по нему, как запах, старые ужасы гнутся и распрямляются в непрочной клетке его сердца. Он чувствует, как сжимается у него горло. Стискивается грудь. Он вытягивает губы, чтобы сформировать имя Ибрагим. Он произнесет его, если придется.

Пауза, говорит он себе. Возьми бинокль, накинь ремешок на шею. Сверься с картой. Пауза. Lentamente. Tranquillo[61].

Его волнение стихает.

Звук горна исчезает.

Медленно возвращается тишина.

Он снова прислушивается: Ничего.

Пауза. Дыхание. Потом свет. Первые напряженные звуки — беспощадный рев горна. Этот рев разрывает горизонт. Небеса сотрясаются.

Карло почти сброшен с ног силой своей руки, поднимающейся и резко опускающейся вниз. Avanti, ragazzi![62] В атаку!

По сигналу Ибрагима ascari встают и дугой устремляются вперед, бегут, и не имеет значения, что в долине перед ними нет никакого движения. Не имеет значения, что они сломя голову бегут на поле, накрытое тишиной. Не имеет значения, что, когда soldati быстро наступают за ними, на огромном пространстве, кажется, нет ни одного абиссинца. Ничто из этого не имеет значения, потому что Карло уверен: скоро эти трепещущие стебли травы выпустят взрослых мужчин, и все невидимое заявит о том, что оно только прикидывалось невидимым.

А потом шум. Прожорливый и мучительный. Карло оказывается в образующемся вокруг него кармане, он слышит, как его люди выкрикивают его имя, вовлекают его в свой круг. Они крепко удерживают его, прямо и надежно, не имея никаких других мыслей, кроме полного подчинения. Именно этого они и ждали: когда он скажет им, что делать. Карло отступает от плато, пораженный мощью этого подчинения. Вот это и есть то, что оно означает, думает он. Он поднимает руки, резко опускает их и швыряет в долину свой голос: В атаку! Он выкрикивает эти слова, хотя услышать его невозможно. В атаку! Раздаются боевые кличи, ascari бросаются вперед, воздух густеет от пыли, голосов и рожка, и вскоре хаос прекращается. Он им управляет. Происходящее бодрит. Ascari несутся по полю, а он представляет себе надвигающееся столкновение колоссальным и симфоничным, возвышенным и трагическим. Карло снова подносит бинокль к глазам, смотрит, как разворачивается его сражение.

* * *

Смотри: множество сожженных хижин, Ибрагим, изумленный и бесстрашный, ведет своих людей по засыпанному обломками полю. Вот он, парит над камнем и соломенными крышами, проворный, как газель, несется по долине, которая все еще не желает раскрывать таинственный источник этих боевых кличей и пуль. Ибрагим, отважный сын Ахмеда, чудноголосого, быстроногого укротителя лошадей: смотри, как он бежит по этой выжженной земле, свободный от страха, движимый теми, кто бежит рядом с ним, кто смотрит на гордое лицо их командира и нагибается против ветра, чтобы увеличить скорость. А где же те мужчины, где те мужественные души, потомки отважных сынов