Безмолвный король - Амо Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не позволяй внешнему виду тебя обмануть. Внутри чище, чем в большинстве стриптиз-клубов за тысячу долларов, в которые мы ходим.
– Хм, поразительно, – хихикает Татум себе под нос.
Я с трудом представляю, что будет происходит завтра. Я храню столько тайн, что в конце концов накапливаются горы этих чертовых секретов. Но это единственный способ удержаться на плаву. Меня не покидает ощущение, что Нейт вот-вот съедет с катушек. Я не знаю, в какую игру Нейт играет с Татум, но вижу, как это выносит ей мозг. Кроме того, он все время пытается отмахнуться от своих чувств к Тилли, но мы никогда в это не верили.
Легко сказать, что ты не любишь кого-то, когда этот человек не заставляет тебя взрываться от чувств, находясь рядом и дыша тем же воздухом, что и ты. Вот почему отношения на расстоянии всегда обречены на провал. Невозможность увидеть человека создает иллюзию того, что ваши чувства начинают медленно гаснуть, и рано или поздно вы задаетесь вопросом, существовали ли эти чувства вообще – как можно было так сильно влюбиться, а потом – пуф! – и все исчезло? Вы возвращаетесь к привычной счастливой жизни, а этот человек превращается в воспоминание. Пока вы не увидите его снова. Воздух между вами электризуется, глаза сталкиваются, как две кометы, проносящиеся по небу, и в этот момент ваш мир переворачивается с ног на голову. Гравитация исчезает, и вы снова падаете в тот же омут. Я мало знаю о родственных душах и всей той ерунде, которая так нравится людям, но я немного разбираюсь в связях, а это дерьмо никогда не врет. Промежуток между встречами может быть бесконечно длинным, и да, возможно, подсознательно вы выстроите щит, который даст вам ложное ощущение безопасности и заставит вас думать, что вы с самого начала не испытывали никаких чувств – все это легко сделать, находясь вдалеке друг от друга. Но, встретившись, вы почувствуете то же магнетическое притяжение, которое свело вас вместе в самом начале. Чтобы две души соединились, требуется секунда. Связи никогда не лгут, и поэтому, когда спустя некоторое времени их взгляды снова пересекутся, я чертовски уверен, что Татум крышка.
Я выруливаю с парковки и везу нас в CK’s. Когда мы на месте, я вижу отразившийся на лице Мэдисон ужас.
– Бишоп. Клянусь Богом, если я получу сообщение с очередной загадкой, я тебя убью. Я больше не играю в твои игры.
Я усмехаюсь, потому что ее паранойя вполне обоснованна.
– Выходи из машины.
Я открываю дверь и потягиваюсь. На старой стоянке лежат мотки сена, разлетающегося от ветра, а от каждой проезжающей мимо машины поднимается облако застарелой пыли.
Мэдисон выходит из автомобиля, держа в руках пиццу.
– Ух ты. Как я могла не знать об этом месте?
Я подхожу и забираю у нее коробки с пиццей.
– Здесь мы тусовались, когда были детьми. Они закрылись много лет назад, никто толком не знает почему – их дела всегда шли довольно хорошо.
Тат выбирается наружу, поправляя юбку.
– Я сто лет здесь не была.
Затем она открывает коробку с пиццей и берет кусок.
Мэдисон с интересом рассматривает старый парк развлечений. Я следую за ее взглядом. У входа в парк располагается радужная вывеска с витиеватой надписью «Cranksy Klanksy’s Fun Park». На одинокой цепочке, охраняющей вход, висит табличка со словами: «Нарушители будут привлечены к ответственности».
– Пойдем.
Я беру Мэдисон за руку и иду ко входу как раз в тот момент, когда позади нас останавливается несколько машин. Открываются двери, и к нам подбегают Хантер и Эли. Выхватив у нас коробку пиццы под смех остальных парней, они углубляются в парк. Я закатываю глаза.
Мэдисон поворачивает голову, выискивая глазами Татум, но та уже расположилась под рукой Нейта. Я качаю головой и вздыхаю. Он ходит по тонкому льду, если только он не был серьезен, когда сказал, что с Тилли все кончено.
– Здесь безопасно? – спрашивает меня Мэдисон, пока я веду ее в глубь мрачного парка. Сегодня полнолуние, так что сейчас не слишком темно, и, кроме того, вокруг нас носятся парни с фонариками – точь-в-точь как стая гиен.
– Ага.
Я обнимаю ее за плечи и целую в голову. Положив коробки с пиццей на маленький столик, я беру одну коробку и киваю головой в сторону старого колеса обозрения.
– Неа. – Она качает головой. – Нет, Бишоп. Я не увлекаюсь альпинизмом.
Я ухмыляюсь.
– Ты мне доверяешь?
– Нет. Да. И нет, и да.
Я подхожу к ней, чувствуя запах ее сладких духов, перебивающий застарелый мускусный запах заброшенного парка.
– Что такое, котенок? Ты веришь мне или нет?
Я наклоняю голову. Мой взгляд падает на ее губы – она проводит языком по нижней губе и слегка втягивает ее в рот. Я чувствую, как мой член начинает напрягаться.
– Черт, – выругиваюсь я себе под нос, шагаю вперед и тяну ее в сторону колеса обозрения.
– Обещай мне, что мы не полезем на самый верх.
– Обещаю.
Сегодня. В следующий раз, когда мы сюда приедем, я отведу ее наверх. Наконец она расслабляется и перестает сопротивляться моей хватке. Я пролезаю под цепью, и она следует за мной.
– Бишоп… – предупреждает она, когда мы приближаемся к подвесным кабинкам.
– Садись, котенок.
Я залезаю туда первым. Кабинка раскачивается под моим весом, но я уверен процентов на сорок, что это безопасно. Мэдисон медленно ступает на толстый пластик. Когда он шатается, она визжит и запрыгивает мне на колени.
– Ты чертовски милая.
Я убираю прядь волос с ее лица, и она краснеет, слезая с моих колен и усаживаясь рядом со мной. Через несколько секунд я чувствую, как ее тело заметно расслабляется.
– Не так уж и плохо, да? – спрашиваю я ее, изогнув бровь.
Она смотрит назад, пробегая взглядом по ржавому металлу и старым петлям.
– Наверное, ты прав.
– В следующий раз мы полезем наверх.
Она неуверенно бормочет.
– Обязательно.
Я снова смеюсь, но мой смех быстро стихает.
– Скоро могут произойти плохие вещи, Мэди.
Я поворачиваюсь к ней. Лунный свет освещает каждую черту ее лица. Ее пухлые губы, изящные скулы, слегка заостренный подбородок и густые ресницы. Две родинки у нее на лбу, которые я всегда замечаю. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. В ней нет ни единого несовершенства, но больше всего мне нравится то, что она не замечает, насколько красива. Она никогда не выставляет это напоказ, как Татум, и никогда не пытается скрыть это, как Тилли. Она просто… Мэдисон. Она всегда была