Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павел остановился, оглушенный и подавленный неслыханным шумом, и тут же с испугом подумал, как можно работать в таком аду. А вдруг не выдержит и сбежит?
— Пошли! — Николай Николаевич в который уж раз дергал за рукав застывшего в изумлении Павла. — Аль оторопел?
Понятно, трусит племянник. Это ему не деревня, тут зевать некогда. И, не зная почему, Николай Николаевич с сожалением посмотрел на Павла. Конечно, должность слесаря не ахти какая. Не особенно приятно ходить чумазым, пропитанным насквозь солидолом. А заработок? Девки на кранах больше получают!
Слева в пролет цеха вкатилась толкаемая тепловозом железнодорожная платформа со стальными многотонными слитками. Они еще не успели остыть и были красными. Тепловоз остановился и посигналил. Под высоким сводом цеха сдвинулся мостовой кран и, позванивая на ходу, понесся к платформе. Из кабины крана выглядывало личико девушки. «Ну артистка, — усмехнулся восхищенный Павел. — Как она туда забралась? Надо же, не боится!» Через секунду захват, похожий на клешню, с прилипшим слябом поплыл в воздухе к нагревательным колодцам.
Второй точно такой же кран выхватил из другого колодца уже раскаленный добела слиток и опустил в самоопрокидыватель приемного рольганга. «Надо же, и на другом кране девчонка! Очумели они, что ли?»
— Вот, Паша, чтоб это все крутилось, — как бы угадывая мысли племянника, стал рассказывать Николай Николаевич, — для этого существуем мы, слесаря-ремонтники! Уяснил?
Павел сердито ответил:
— Мне и так все совершенно ясно!
— Ну, если ясно, тогда пошли.
Мимо пробежали два парня, чуть постарше Павла, оба в замасленных комбинезонах. На ходу поздоровались с Николаем Николаевичем, н Паавла даже не взглянули. Ребята громко разговаривали — в этом шумном цехе иначе разговаривать нельзя, — что-то обсуждали и смеялись. «Ишь ты, его приветствуют, а я будто никто. И чего ржут?» — подумал Павел.
В комнате, куда сходились рабочие перед сменой, чтобы получить задание, было полно людей. Николай Николаевич и Павел потоптались на месте, осмотрелись: куда бы сесть?
— Николаич, аль племянника привел? Ничего, путевый парень? — спросил дядю Петр Сумеркин.
Павел присмотрелся к нему. Лицо у Сумеркина было бритое, красное, а голова, когда он снял каску, совершенно лысая.
Все рабочие, как по команде, уставились на Павла. Он посмотрел на их грязные рабочие ботинки, на рукавицы в смазке — и таким прекрасным показалось Павлу его деревенское прошлое, что он испуганно попятился. Раньше простой и ясной казалась его жизнь: чистенький домик отца, учеба в школе, работа в мастерских. Вечерами за селом играла гармонь, девушки со всей округи водили хороводы. Потом молодежь разбежалась: кто в город подался, кто в армию. Людей поубавилось наполовину, и все равно все было понятно в той жизни. Затем незаметно подрос и Павел. Все было в деревне: и нужда, и нехватки. А у кого нет нужды? Отец работал сельским учителем и получал за свой труд только-только… Если бы не разбежалась молодежь, может быть, Павел не поехал бы в город. Тяжелое раздумье охватило его. Он знал, что все обсосется, сгладится и он станет не хуже других, — но это потом. А сейчас Павел искал место, куда бы сесть.
Неожиданно он увидел тех двоих парней, которые поздоровались с дядей, а его не заметили. Один был неугомонный, вертлявый и смуглый, как цыган, а другой — плечистый, с белокурыми волосами и без всякой растительности на лице.
То ли белокурый заметил растерянность новенького, то ли Павел чем-то приглянулся ему, только он пригласил:
— Присаживайся!
Павел внимательно посмотрел на него.
— Виктор Степанов, — протянул белокурый руку, а когда Павел назвал себя, Степанов указал на смуглого: — А это Колька, по кличке Штопор.
Николай Николаевич, проходя мимо, одобрительно кивнул Степану и прошел к Сумеркину.
— А ну, потеснись!
— Садись, чего уж там, — Сумеркин неохотно подвинулся. — Вот уж кто без меня жить не может!
— Ну ты, повякай! — беззлобно огрызнулся Николай Николаевич и отодвинул Сумеркина в самый угол.
Не прошло и минуты, как на пороге появился застегнутый на все пуговицы и в белой каске молодой человек. Глаза вошедшего зорко смотрели сквозь стекла очков. Это был мастер Виктор Иванович Ко́зел.
Павел посмотрел на мастера и с недоброжелательным чувством отметил про себя, что слишком молод и самоуверен.
Виктор Иванович со всеми поздоровался, прошел к своему столу и сразу заговорил о деле. Он говорил коротко, оперируя только фактами.
— Вчера цех работал неплохо. В этом есть и наша заслуга. Ведь от качества ремонта агрегатов, товарищи, зависит бесперебойность в работе.
Мастер почти всегда начинал с этого. Потом ставил задачу бригадам на смену, хвалил отличившихся, ругал нерадивых. В конце выступления он постоянно просил соблюдать технику безопасности.
— У меня все! Делу время, как говорится, и потехе час! Впрочем, не совсем все. — И, обернувшись к Николаю Николаевичу, добавил: — Возьми племянника, бригадир, проведи по цеху, ознакомь с рабочим местом. После этого я побеседую с ним. Теперь, кажется, все.
Все засуетились, собрались расходиться.
— Да, минуточку, товарищи! Иван Андреевич!.. Полуяный… Ушел, что ли?
— Здесь я, — откликнулся Полуяный. У него болела голова — простыл где-то, — и он сидел в стороне, у самой двери, повернувшись спиной к говорившим, со стороны которых светила лампа в триста ватт.
— Вот и хорошо, что здесь! — обрадовался мастер. — Посмотри, пожалуйста, слитковоз и определи, нужно ли останавливать на ремонт. Дежурный слесарь пишет в журнале: стучит там что-то.
— Будет сделано, — как всегда кратко, ответил Полуяный. Он не терпел пустых разговоров. Полуяный тоже, как и Николай Николаевич, бригадир слесарей.
Иван Андреевич был одним из самых уважаемых людей в цехе. Пользовался авторитетом, был серьезен и обладал какой-то мужицкой хитростью, которая нередко помогала ему в работе.
— Бирку не забудь взять, — напомнил ему Виктор Иванович Ко́зел.
Дядя повел Павла по цеху для ознакомления. Показав все узкие места, подвел к Доске почета. Павлу сразу бросился в глаза портрет Николая Николаевича. Он был в новом
