Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев

— Где его, лысого, поймаешь? Хвост не канат — выскальзывает, — зло ответила тельняшка, задом отталкивая старика.

— А ты за ногу его, за ногу, — поучал старик и все пытался нагнуться.

— Пробовал, кусается! — опять зло ответила тельняшка. — Да не мешай, папаша!

Наконец поросенка поймали и унесли в другое купе. Стало тихо. Павел легко, по-детски вздохнул. У него была наивная, не загубленная пороками душа, чистая, как лесной ручеек.

На одном из разъездов, уже перед самым городом, к Павлу подсела молодая девушка. Она уселась на освободившееся место незнакомца, достала книгу из желтого портфеля и стала читать. Павел не отрываясь пристально разглядывал ее. В жизни таких красивых не видел! Девушка была в голубом платье, закрытом до подбородка. Вьющиеся черные волосы заслоняли уши и, падая вниз, рассыпались волнами на узеньких плечах, словно грозди винограда. Она подняла на Павла темные глаза и покраснела. Он тоже почувствовал, что покраснел. Ему досадно было, что он не встретил к себе никакого внимания со стороны девушки, которая больше не смотрела на него.

Поезд подошел к мосту и, громко стуча колесами, тихо пополз по нему. Внизу по реке прошел катер, и поднятая им волна покачивала лодки, стоящие на приколе у городского берега.

У старого зеленого здания вокзала поезд дернулся судорожно два раза и замер. Захлопали двери вагонов. Впереди Павла образовалась длинная живая цепочка выходящих, которые нервно толкались и нажимали на передних, торопя их.

Девушка в голубом платье тоже поднялась и спрятала в портфель недочитанную книгу. Потом достала плащ с капюшоном, надела и пошла к выходу.

Когда Павел соскочил с подножки вагона на перрон, там уже обнимались, смеялись и громко разговаривали пассажиры и встречающие.

Павел поискал глазами и увидел знакомую девушку с желтым портфелем, которая садилась в такси черного цвета; машина рванулась с места и, разбрызгивая воду в лужах, исчезла из виду. Павел не знал тогда, что ему предстоит еще встретиться с ней. Ох, лучше бы не встречаться!

Привокзальная площадь опустела быстро. Один лишь дежурный милиционер постоял для приличия некоторое время под серым небом и тоже, поеживаясь, укрылся под крышею вокзала.

Павла никто не встречал. Одиноко и тоскливо было на душе. Подхватив чемодан, он прошел сквер с ровно подстриженными кустами шиповника и вышел на автобусную остановку. Впереди через дорогу начинался старый, словно приплюснутый город. За ним виднелся новый — многоэтажный…

Подошел автобус, до самых стекол забрызганный грязью, и забрал Павла.

— До Пролетарской далеко? — спросил Павел у рябой веселой толстухи с конфетою за щекой. Та перебросила языком конфету с одной стороны на другую и весело проговорила:

— Сойдешь, красавчик, на пятой остановке. Дойдешь до пивного ларька, там тебе и Пролетарская.

Павлу вдруг стало хорошо от мысли, что его назвали красавчиком, пусть это сказала не девушка в голубом, но все же!..

Нужная улица, несмотря на моросящий дождь, кишела людьми. По ней не ходили машины, и ребятишки, носясь по лужам, играли прямо на дороге у своих домов. Навстречу Павлу попадались девушки. Они были в модных, длинных плащах, полы которых хлестали по икрам. Возле пивного ларька куча пьяных мужиков. Некоторые тут же целовались, крепко обхватив друг друга, а двое из них уже приняли горизонтальное положение. Один лежал прямо в луже, другой где посуше, на тротуаре. Увидев это, мужики, еще стоявшие на ногах, подняли их и уложили на пустые бочки, а чтоб они не скатились, подложили под бока поленья.

Дом у дяди был огорожен высоким забором. Павел открыл ворота и по усыпанной гравием дорожке прошел до крыльца. Поднялся. Постоял. Потом постучал. Дом долго молчал. Он постучал снова, потом опять, наконец за дверью послышался легкий шорох и осторожный голос спросил:

— Вам кого?

Павел назвал. После этого щелкнул замок и тот же голос пригласил:

— Входи, гостем будешь!

Пропуская Павла, дядя отступил от дверей. Павел, проходя, слегка задел Николая Николаевича чемоданом, извинился.

— Да будет тебе! Нашел, из-за чего извиняться!

В комнате у порога Павел снял сапоги и почему-то сконфузился. Его разгоряченный мозг простреливала одна и та же мысль: а вдруг родственники его не примут и выставят за дверь? Что тогда?

Павел неприветливо-холодно поздоровался с Антонидой Петровной. На ее сухоньком лице и на щечках рдел слабый румянец, глаза светились серым огнем.

Вслед за Павлом вкатился Николай Николаевич. Дядя ростом казался ниже тети, но, в отличие от нее, лицо у него было красное, без морщин.

— Садись, — предложила Антонида Петровна, кивая на диван. — Хватит расти, и так вон какой вымахал!

Павел сел. От ее доброго голоса на душе сразу посветлело. Павел уставился на дощатый пол, выкрашенный коричневой краской, потом на свои носки. От них попахивало. Это вновь сконфузило его. Тетя взяла мусорное ведро, стоявшее в углу, вынесла в коридор и вернулась.

Павел устал от бессонной ночи в вагоне, от долгого пути, от нервного переутомления, что оставила встреча с незнакомцем, и стоило сесть на диван, как тут же потянуло на сон, но он крепился и не давал сну овладеть собой.

— Прости, Паша, что не встретили! Дал бы хоть телеграмму: таким, мол, поездом… — приглядываясь к Павлу, заговорил Николай Николаевич и заходил по комнате. — Стало быть, доехал хорошо? А выглядишь молодцом. Весь в батьку. Ну как там Дмитрий?

— Дядя прав, — вставила суетившаяся тут же тетя и улыбнулась. У них не было детей, а Павел сразу понравился ей. — Выглядишь на самом деле хорошо.

На столе, накрытом клеенкой, появилась тарелка с черным хлебом. Тетя достала из печи щи и колбасу с тушеной картошкой. Поставила сметану.

— Хватит, Николай! Павел с дороги, кушать хочет! А ну, все к столу! — скомандовала тетя.

— Что ж, кушать так кушать. — Дядя рассмеялся. У него были почерневшие у корней зубы. Он сделал жест рукою в сторону стола: — Прошу, Паша. Чем богаты, тем и рады.

Павел достал из чемодана бутылку водки, искоса глянув на Антониду Петровну — одобрит или нет? Та одобрительно улыбнулась и тихонько вышла на кухню. Она ходила немножко вразвалку, по-утиному, без суеты, не торопясь. Павел посмотрел