Пробуждение - Михаил Михайлович Ганичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он знал, что жена закрыла дверь спальни изнутри на замок. Так она стала делать после своего решения разъехаться с ним, и поэтому он даже не пытался пойти к жене и приласкать ее, а может даже, и помириться.
Слезы невольно навернулись на глаза Петра Петровича, и он смахнул их кулаком. Никто не знает, как ему тяжело! Все время что-то давит ему на грудь, будто кто-то кинул двухпудовую гирю. Ему тяжело оттого, что он не знает причины ухода жены. Петр Петрович всегда удивлялся ее поступкам, особенно нежеланию жены объясниться с ним по этому случаю. В последнее время жену раздражало буквально все: дерьмовая зарплата мужа, неумение добиться чего-то в жизни, мятые брюки, розовое лицо с густыми усами. Петру Петровичу было досадно, что жена перестала разговаривать с ним и делает вид, что не замечает его. Вот сегодня, например, стала жарить котлеты, но как только Петр Петрович зашел на кухню, она бросила все разом и ушла к себе, а котлеты, оставшись без присмотра, сгорели. Только вонь от них осталась. Хоть занятие по гражданской обороне проводи! Только ни к чему гражданская оборона — больше нет у нас врагов.
Петр Петрович вспомнил, как он познакомился с женой. Смехота одна! Было это так. Зашел он однажды в городскую столовую, взял обед и уселся за стол, который стоял у выхода, в самом углу. Несмотря на перестройку, на столе стояли соль и перец — роскошь со времен застоя. Остальное все изменилось! Цены, как альпинисты, полезли вверх, и всё — договорные. Многим непонятно: кто с кем договорился, на какой основе и в чей карман текут договорные рубли. Вдруг Петр Петрович заметил в супе таракана. Суп был холодный, и таракан шевелил усами. Он был измученный, словно приполз с чужой стороны, с южной гряды Курильских островов. Петр Петрович никогда не Страдал брезгливостью, а тут его передернуло, и он попросил жалобную книгу. Подошла заведующая столовой: молодая, с высоким бюстом и белой шеей. На ее лице сразу родилась улыбка.
— На что жалуетесь? — приглушив голос, спросила она и положила руку с лакированными ноготками на плечо Петра Петровича.
— Хочу знать, как в мой суп мог попасть таракан, — сказал строго Петр Петрович, тыча ложкою в тарелку. — И что ему от меня надо? Я же не платил за него деньги!..
Заведующая развела руками. Улыбка тут же сошла с ее лица. Она наклонилась над тарелкой и тихо, почти на самое ухо, произнесла:
— Да это же не таракан!.. Это лук!.. Цибуля!..
— Ну да! Не разбираюсь будто бы! — не согласился Петр Петрович с заведующей. Он перевел взгляд на окно, за которым, позванивая, шел трамвай.
— Вы сами как таракан! — хихикнула заведующая и небольно дернула его за ус.
Это понравилось ему. Петр Петрович уловил резкий, но приятный запах ее тела. Он физически почувствовал силу притяжения — вот почему луна не может оторваться от земли. Сила есть сила! В одно мгновение любовь, будто стрела Робин Гуда, пронзила холостяцкую грудь. Он понял, что теперь согласится с любыми доводами заведующей. В доказательство этому Петр Петрович подтвердил, что в тарелке лук. Тут же выловил ложкой таракана и выплеснул его под стол. Заведующая, скрестив на груди красивые руки, стояла перед ним, а Петр Петрович быстро доедал суп и смотрел на нее поразительно серыми глазами. Заведующая тоже осталась довольна им. Ей понравились усы Петра Петровича, она видела его сильные ноги, и мысли заведующей зашли слишком далеко.
Петр Петрович скосил глаза на соседний стол и заметил кавказца, который уже поел и пожирающими глазами смотрел на заведующую. Петр Петрович подумал: «Что этому надо? Ладно бы она была одна! Поди, видит, что я увлекся ею?» Еще отец Петра Петровича говорил, что кавказца хлебом не корми, а дай поволочиться за русской бабой. У него задергалась щека, закололо под лопаткой.
Заведующая перехватила взгляд Петра Петровича и, перенося тяжесть тела с правой ноги на левую, дав отдохнуть уставшей ноге, сказала смеясь:
— Русские, из-за любви к интернационализму, готовы пожертвовать самым дорогим! Не правда ли?
Петр Петрович не понял, шутит ли она или всерьез. Скорее всего шутит! Ведь нас с детства учили: «Русские с китайцами братья навек!»
Он договорился с ней о встрече и сразу ушел.
Петр Петрович, выйдя из столовой и думая о заведующей, сел в трамвай. Задумался до того, что не заметил, как покатил по второму кругу, и молодой водитель, с маленьким носиком, любопытно-удивленно наблюдала за ним в небольшое зеркальце, висевшее над головой. Уже зашло солнце и утонул во тьме город, словно кто-то накинул сверху байковое одеяло. Но вот зажглись фонари, и на душе стало тоже светло и радостно. Водитель трамвая подумала, что пассажир спит: «Надо разбудить!» Но тут Петр Петрович, будто прочел ее мысль, поднялся и вышел из трамвая на нужной остановке. У длинного забора его ждала заведующая.
На другой день, вечером, Ольга — так звали заведующую — пришла в гости к Петру Петровичу со своей подругой. Просто не описать сияющее лицо Петра Петровича, его сверкающие глаза, его броски из кухни в комнату: с колбасой, хлебом, салатом из помидоров, с двумя бутылками водки. Где-то циркал сверчок, мутно-добрыми глазами смотрела с дивана кошка. Водка была куплена у молодого цыгана за двойную цену: и в прямом и в переносном смысле она была дорогая. Чтобы не разбить бутылки, Петр Петрович поставил их подальше одну от другой.
В этот вечер Петр Петрович был говорлив. Шутки текли, как вода из водопроводного крана. Еще бы! Ведь пришла Ольга и водка оказалась неразбавленной. Правда, начало застолья омрачила подруга Ольги, сутуловатая, с острым носом, похожим на карандаш конструктора. Она неловко повернулась и смахнула на пол бутылку водки. Жидкость как слеза растеклась по полу. Петр Петрович не подал виду, что расстроился, но в уме подсчитал, сколько денег он сегодня потратил и сколько осталось
