Хищники - Анатолий Безуглов

Дагуровой по роду следственной работы нечасто приходилось сталкиваться с подобными вопросами, и она лихорадочно быстро стала вспоминать все, что знала о трудовом праве. Ей было невдомек, что Меженцев, не будучи юристом, эту проблему знал отлично. И потому, не дожидаясь ее ответа, он сказал:

– К сожалению, когда я обратился к двум корифеям-юристам, то получил от них исчерпывающие ответы. Один из них высказался за предоставление подчиненному права отказаться от повиновения неправильным приказам начальника, а другой считает, что единственным пределом повиновения противозаконным распоряжениям начальника может быть, обратите внимание, только преступный приказ. А просто о незаконном приказе, не говоря уж о том, что в ряде случаев принимались и нецелесообразные приказы, не может быть и речи. Итак, в законе ясности нет, а ваши коллеги-ученые и практики придерживаются, как видите, полярных точек зрения о пределах повиновения начальству. Вот почему настаивать на отмене этого приказа я не имел достаточных оснований. Правда, после второго приказа мы долго беседовали с Федором Лукичом. Он тогда принял мое предложение: не увлекаться взысканиями, чаще хвалить, конечно, если человек того заслуживает… А теперь, Ольга Арчиловна, сами решайте, какова цена обоим выговорам. Моя позиция ясна?

– Конечно, Алексей Варфоломеевич, а какое мнение сложилось у вас об Авдонине? – задала Дагурова вопрос, с которым уже давно хотела обратиться к профессору.

– Об Эдгаре Евгеньевиче? – удивился профессор.– Признаться, я и видел-то его всего два-три раза. Даже поговорить не пришлось по-настоящему… По-моему, он был энергичный, мыслил современно, масштабно. Я сужу по его работам… Главное качество, которое мне понравилось в Авдонине,– уж кем-кем, а кабинетным ученым его никак нельзя было назвать. Много ездил, предмет своих исследований знал не только по книгам…– Меженцев задумался.– В общении простой, не кичился своей столичностью. А то, знаете, иные приезжают из Москвы – нос до потолка… Я читал его последнюю работу – она мне понравилась. Его рекомендации заслуживают внимания. А главное – он знал соболя не понаслышке. Болел за наше дело. Собирался даже подготовить специальную докладную записку об усилении борьбы с браконьерами и статью в центральную печать. Правда, если бы он знал о «художествах» Кудряшова, этого защитника природы, и использовал этот пример в своей статье, я думаю, что и нам бы с Федором Лукичом не поздоровилось…

После разговора с Меженцевым Дагурова вновь мысленно вернулась к тем показаниям Кудряшова, где он рассказывал о развлечениях в заповеднике именитых и неименитых гостей.

Пусть это не имеет отношения к расследованию убийства Авдонина, но нужно зафиксировать конкретные случаи нарушений. И материал по браконьерству выделить в отдельное производство. Им чуть позже займется она сама. А если не сможет – то другой следователь. Во всяком случае, посоветоваться об этом в прокуратуре области необходимо.

А то, что ей самой надо ехать в область, Ольга Арчиловна уже поняла совершенно ясно: пока не допрошены Груздев и его спутники, в следствии будет «белое пятно». Их и так предостаточно.

Что касается Любомудрого и других трех туристов – ими займется капитан Резвых.

Мостопоезд, на котором работали ребята, побывавшие в заповеднике в воскресенье, в день убийства Авдонина, действительно находился на одном из участков БАМа. Арсений Николаевич выехал из дому в шесть утра, намереваясь добраться до цели своей поездки к обеду. Дорога предстояла нешуточная – более трехсот километров. Накануне он проводил в аэропорту Шамаюна следователя Дагурову и эксперта-криминалиста Веселых. Артем Корнеевич вез в областную лабораторию судебных экспертиз на исследование отстрелянные пули из карабинов ТОЗ-17, взятых у всех работников заповедника. Операция была проведена под видом инвентаризации ружей. Хотя, наверное, мало кто из лесников поверил этому.

Верный Иж, тщательно подготовленный к броску на стройку века, как пишут о БАМе газеты, оставлял позади километр за километром, а капитан все чаще поглядывал на небо. Проезжая специально мимо озера Нур-Гоол, капитан посмотрел на стайку лотосов, жавшихся к берегу. Их венцеобразные лиловато-розовые лепестки были сомкнуты – значит, быть дождю.

Дождь начался, едва участковый инспектор отмахал первые пятьдесят километров. Теплый, летний дождь, благодать для огорода и сада, однако, досадная помеха мотоциклисту… Скорость пришлось снизить чуть ли не вдвое. Места, по которым он ехал, были родные, знакомые. И названия, которые у человека, услышавшего их впервые, вызвали бы улыбку, Арсения Николаевича не удивляли. Падь Собачья Ноздря, сопка Батенька, речка Сухонка…

К обеду он добрался до большого села Комарики, в котором ему как-то пришлось участвовать в задержании опасного рецидивиста, вооруженного до зубов. Брали преступника у его подружки, и Арсений Николаевич разыграл пьяненького мужичка, заплутавшего после вечеринки. Все прошло как по маслу, задержанный не успел произвести ни единого выстрела.

Вспоминая теперь эту историю, Резвых старался в деталях продумать свое поведение у строителей. Открываться, кто он и зачем явился, Арсений Николаевич не хотел: это могло насторожить и, чего доброго, спугнуть Любомудрого. С другой стороны, разыгрывать бог весть какую роль тоже не к месту. Вполне возможно, что четверо ребят, посетивших Кедровый,– хорошие парни. Гора с горой не сходится, а человек с человеком…

С преступником потом не стыдно сойтись при погонах и звездочках, а вот с честным человеком…

Можно было, конечно, выдать себя за родственника кого-нибудь из строителей, разыскивающего внука или внучку, сбежавших на БАМ. Но Арсений Николаевич нашел, как ему показалось, отличное решение. Он был депутат поссовета. А депутату до всего дело. И до культуры в том числе. И вот он приехал пригласить кого-нибудь из звонкоголосых парней и девчат в гости к работникам заповедника. Если он провернет и эту операцию, председатель исполкома спасибо скажет.

Ну а уж как будут развиваться события, дело техники. Оперативник не бюрократ: решения он не согласовывает, а принимает тут же…

Свой мотоцикл Арсений Николаевич оставил у импровизированного поста ГАИ, километрах в трех от поселка, в котором жили рабочие мостопоезда 594. Молоденький лейтенант-гаишник вкратце сообщил, что это подразделение Бамтоннельстроя, ребята там, как на подбор: молодые, отчаянные и «грызут дырку» в гранитном хребте, перегородившем путь трассе, словно кроты в рыхлой земле.

Любые сведения были капитану кстати. Резвых сменил шлем на соломенную шляпу и потопал под утихающим дождем по бетонке, обгоняемый тяжелыми КрАЗами, КамАЗами и МАЗами. Когда он подошел к поселку, сквозь появившиеся прорехи в зарозовевшем шатре облаков брызнуло солнце, что Арсений Николаевич посчитал предвестником удачи.

Поселок представлял собой несколько вагончиков, два-три срубленных дома, белеющих свежевыструганными бревнами. И как символ того, что месту надлежало быть напрочь обжитым, поднимался в лесу длинный дом из силикатного кирпича.

А бетонная притрассовая дорога упиралась метрах в четырехстах в тяжелый, угрюмый кряж, продырявить который, казалось, человеку не под силу. И вот туда шли упорные, злые, мощные грузовики, тянулись жилы электрокабелей.

Около одного из деревянных срубов стоял огромный БелАЗ с лесенкой в кабину. По лесенке поднимался парень в комбинезоне. И пока Арсений Николаевич успел добежать до него – а других людей, идущих или стоящих, капитан вокруг не заметил,– шофер укрылся в кабине, казавшейся смехотворно маленькой при этом гиганте самосвале.

– Молодой человек! – крикнул Резвых.– Не скажете, где мне увидеть Любомудрого?

Арсений Николаевич предположил: народу здесь не очень много и с такой фамилией затеряться просто невозможно.

Парень улыбнулся белозубым ртом, задорно ответил:

– А у нас тут любой мудрый…– И легко двинул автомахину с места.

Его ответ озадачил Резвых. Но он ошибся, что рядом никого не было. Из окна дома высунулась девичья голова в косынке, из-под которой кокетливо выглядывала челочка.

– Не обращайте внимания на Гришку,– сказала она.– Они все такие – из секции шизб,– покрутила около виска пальцем девушка.– Вы приезжий, да?

Арсений Николаевич обрадовался и закивал:

– Да вот ищу паренька с вашего мостопоезда… Не поможете?

– А кого?

– Любомудрого.

Девушка, бросив «подождите», исчезла в окне и вскоре появилась в дверях. В джинсах, заправленных в короткие резиновые сапожки, рубашке мужского покроя, которая как раз подчеркивала нежность и хрупкость ее фигурки.

Резвых объяснил девушке – ее звали Рита,– что приехал повидать парней, которые побывали в воскресенье в заповеднике Кедровый, и хочет, как депутат, пригласить их выступить с художественной самодеятельностью, а заодно рассказать о стройке.