Холод и яд - Виктория Грач

– Ну и куда мы?

– Ко мне. Поживёшь у меня. Пока дурь не выветрится.

– А-а-а… А дядь Саня?

– А что он? Мы разошлись, как в море корабли. Я теперь сам хозяин своей жизни. Безо всяких… Мы как в мае разосрались, так и помирились и решили, что каждый выбирает свой путь.

– Во-от, даже твой батя это понял, а мой – мимо!

Цыкнув, Фил вальяжно перекинул руку через плечо и вдруг пошатнулся. Артём тут же ощутил себя дрыщом: друг едва не уронил его за собой на бетонный пол. Артём с трудом устоял и легонько тряхнул друга. Фил помотал головой:

– Блин, чёт мутит меня, Артемон. Поехали отсюда.

Целыми и невредимыми, но без половины карманных денег Шаховского, они добрались до трёшки Артёма. Тут же он напоил продрогшего и опустошившего желудок в туалете Фила горячим чаем и чуть ли не пинком загнал в свою кровать. А сам уселся за компьютерный стол, закинув на него ноги, размышляя о том, кому из них больше повезло с семьёй.

Фил был не беден, но скован постоянным вниманием и строгими родительскими требованиями. В двенадцать (когда они только-только познакомились) ему было совсем тяжело, в тринадцать Фил тихо злился, а с четырнадцати начал открытую войну.

Артём не мог сказать, что ему живётся плохо. Он просто был один. К нему тянулись люди, быть может, именно поэтому. У Артёма было немало друзей, много знакомых, но мало тепла. Он точно знал, когда ему стало не хватать этого: после развода родителей. С мамой они чуть ли не ежедневно списывались, созванивались, раз в три месяца стабильно виделись, но это всё было… Не то. К тому же, с каждым годом встречи становились всё реже и реже. К сегодняшнему дню они с мамой не виделись полтора года. Артём скучал.

Одного лишь отца ему было мало.

Самой счастливой из них была Варя. И Артём всё бы отдал, чтобы так же, по её словам, задыхаться от опеки и любви. А чего стоили семейные ужины, устраиваемые Яной! А чего стоило благородное спокойствие во взгляде Олега Николаевича!

За этими мыслями Артём задремал. Проснулся от вибрации телефона Фила и удивился: звонил отец. «Странно, что Фил его в чёрный список не бросил», – пожав плечами, Артём поднял трубку и тут же выслушал волну негодования по поводу его отсутствия дома и неприятные угрозы. Шаховские обзвонили все морги, полицейские и больничные отделения (видимо, это единственные места, где мог пропадать Фил). Голос отца Фила вибрировал от напряжения, и Артём узнал в нём нотки друга. «Да уж… А говорит, не похож», – мысленно передразнил Фила Артём, а потом наконец ответил.

Спокойно и хладнокровно сообщил, что он хороший друг Фила («Какие у этого идиота могут быть друзья?!» – кричали в трубку), что Фил у него останется жить, пока не решит вернуться домой («А кто его потом пустит? Где это вообще видано!» – рычал Шаховской). Добавил:

– Не волнуйтесь. Ваш коньяк мы распили вдвоём.

– Л-а-д-н-о, – по буквам выдавил сквозь зубы Шаховской. – Не знаю, кто ты, Артём, никогда о тебе не слышал, но… Спасибо. Даже странно, что у него такие рассудительные друзья.

– Вы беспокоились? – усмехнулся Артём.

– Это наш сын, каким бы он ни был придурком.

«Фил будет счастлив!» – Артём попрощался и положил трубку. А потом крутанулся на кресле, вновь закинул ноги на стол и задремал. За эту чёртову пару часов Артём устал, как не уставал на олимпиаде по физкультуре.

Фил жил у Родионовых полторы недели, каждый вечер радуя всех вкусными ужинами. Так что, кажется, отец Артёма даже млел и становился гораздо теплее с сыном. Артёму нравились их вечера: они втроём, словно отец и два сына, поочерёдно рубились в старенькую приставку, смотрели стрёмненькие комедии, батя шутливо шпынял обоих, помогал разобраться с алгеброй и стереометрией, кому это было нужно.

Но Филу надо было вернуться домой: родители стали тревожно часто написывать ему.

– Это были лучше дни в моей жизни, – вздохнул Фил, оглядывая комнату Артемона. – Надеюсь, я вас не потеснил?

– Да забей ты. Всё супер было. Заходи, – Артём спародировал мультик: – Если шо!

Артём провожал Фила до его подъезда, мрачно и молчаливо, как в последний путь. А у шлагбаума Фил вдруг замер и крепко обнял Артёма. Это было так странно для друга, что Артём обмер, как бревно.

– Спасибо, Артас. Ты настоящий брат.

***

Воспоминания замелькали в сознании Артёма. Фил всегда, со дня их знакомства, был рядом с ним. Был тем самым настоящим другом, кто не бросал в беде и не задавал лишних вопросов. Просто молча подставлял дружеское плечо, чтобы поддержать, молча воевал за их дружбу.

Артёму и так всегда казалось, что он не такой хороший друг, как Фил. Но сейчас он точно знал, что друзья так не поступают: не пишут на пусть и не самых любимых родителей своих друзей заявления и клевету. Артём поморщился и еле слышно переспросил:

– Что?

– Пиши всё, что знаешь, Артём Александрович, – хмыкнул Светлаков. – У Шаховского много тёмных делишек, нам всё равно, за какое дело его прижучивать.

– Я не знаю, – прохрипел Артём, ручка выпала из пальцев, с шорохом прокатилась по столу. – Ничего не знаю. Я не знаком с Шаховским.

– А он тебя просто так защищал, как ненавистного одноклассника, что ли? – рыкнул Иванов, снова хлопнув ручкой по столу. – Пиши! Не знаешь, так придумай.

Светлаков покачал головой:

– Сочиняй, вас же в школе учат писать сочинения? Вот и пиши, Тёма. И, быть может, мы найдём того злодея, кто решил так над тобой подшутить. И в твоём пакетике обнаружится не наркотик, а скажем…

– Мука, – резво отозвался Иванов.

– Ну да, мука. Представляешь, одноклассник решил приколоться. Может, этот же Шаховской. Или кто-то менее тебе приятный.

– А сообщения? – глухо отозвался Артём, сверля взглядом букву «я» на безобразно белом листе.

– Так сбой системы, Артём. Отдел новый – техника старая. Разбойники всё переломали, будь они не ладны. Не бойся. Мы работаем красиво. Ты, главное, напиши. Это ведь твой единственный путь на волю, – Светлаков небрежно швырнул на стол наручники, вновь создавая иллюзию выбора.

Быть физическим пленником и мучиться в тёмной сырой камере от головной боли и бессильного гнева. Или быть пленником своей совести, потерять друзей и собственное достоинство.

Из двух зол всегда выбирают меньшее.

Артём взял ручку и медленно, со скрипом заелозил наконечником по чистому листу.

Твёрдой рукой вывел буквы:

Я, Родионов Артём Александрович, отказываюсь давать заведомо ложные показания в отношении Шаховского Андрея