Холод и яд - Виктория Грач

словно бы и не было в кабинете. И от этого становилось не по себе. Тишина и полное игнорирование его вопросов угнетали куда сильнее, чем удары по голове. Создавалась иллюзия, будто он дурак, абсолютно не понимающий ситуации.

Это было даже хуже, чем сидеть в кабинете директора, смотреть на выпотрошенный рюкзак немигающим взглядом и слушать обрывки их тихого диалога о том, как никому не нужна шумиха вокруг этого инцидента. Директриса, всегда кричавшая, что для школы люди главнее, вдруг стала переживать о своей репутации как начальника и репутации заведения вообще. И, кажется, даже готова была отчислить Родионова-наркоторговца задним числом.

Артём шумно выдохнул:

– А почему моего отца сюда не пригласили?

– А зачем? Мы ж ему сказали, какие передачки можно приносить, – хохотнув, Иванов поёрзал на стуле и что-то вложил в папку с делом. – А больше он и не нужен. Тебе уже есть восемнадцать. Всё чин по чину. Понятые – чужие учителя. Двое. На их глазах у тебя был изъят пакетик белого порошка неизвестного состава. Может, мука! А может, синтетический наркотик новый… Ты же сообщения странные в разные мессенджеры присылал.

– Что?

– Прислал, – с нажимом протянул Иванов. – Присылал-присылал, да, Сань?

– Конечно, – наконец подал голос Светлаков, смачно затягиваясь. – Мы уже даже пробили все закодированные адреса. Там нами в разное время были найдены закладки.

– Но… – Артём поморщился, лихорадочно сопоставляя фактическое задержание с правовыми нормами. – Но ведь… В общем, я сам должен был вытаскивать вещи. И… Понятые должны быть одного со мной пола!

Всё в сознании, некогда лежащее в коробочках на своих местах, вдруг оказалось перемешано. И в этом хаосе мыслей было не разобраться. Мозг как будто работать перестал.

– Какие же вы все умные стали, – Светлаков соскочил с подоконника и повернулся к Артёму спиной, но голос так и сквозил ядовитой улыбкой. – Да вот только в детали никто вникать не хочет. Происходил досмотр твоих личных вещей, а не тебя самого. Кому ты нужен.

Руки сжались в кулаки, Артём рванулся, но тут же бухнулся обратно, в бессилии запрокидывая голову и разглядывая коричневые разводы на потолке. Это здание осенью хорошо подтопило, как и все в этом районе. «Жаль, не потопило совсем, – Артём облизал пересохшие губы и с присвистыванием выдохнул. – Бред какой-то. Когда мы после обновы с Филом во сне ботов мочили – и то правдоподобней было».

– Пра-авильно, Артём, ду-умай, – протянул Светлаков и захлопнул форточку.

Артём утомлённо поднял голову и фыркнул:

– Ну о чём? Как вы мне наркоту подбросили? Или как безосновательно задержали?

– Да неужели? – капитан издевательски осклабился и поправил манжеты: – У тебя паспорт был? Нет. Паспортные данные помнишь? Нет. Твой отец твой паспорт принёс? Тоже нет. Откуда мы можем знать, что ты Родионов Артём Александрович две тысячи первого года рождения? Что этот мужчина – твой отец, а не подельник. Да ещё и непонятное вещество в характерном пакетике. Сахарную пудру с собой обычно не носят.

– Смешно, – хмыкнул Артём, плотно сжимая губы.

– Грустно, Артём, грустно, – голос оперативника из сладко-распевного вдруг стал жёстким и звякающим, как лезвие отцовской опасной бритвы. – Если у тебя стоит «пять» по обществознанию или истории, это не значит, что ты самый умный!

Артём усмехнулся и растёр лицо ладонями, морщась от ноющей боли в синяке и на лбу. Действительно, как можно было вообще рассчитывать на то, что оперативники, так грамотно и красиво (как бы ни было это омерзительно признавать) обложившие его и способные пришить хранение какого-нибудь героина (или того хуже – синтетического наркотика), вдруг допустят какой-нибудь тупой и очевидный прокол? «Ещё один косяк телевидения, – мотнул головой, вновь сжимая пальцы в замок и задумчиво рассматривая костяшки, – там все опера либо правильные, либо тупое мясо!»

– Ну и чего не весел, буйну голову повесил? Смотри на жизнь веселей! Мы ж тебя не бьём, не обижаем! – Светлаков заговорщицки подмигнул.

– Это пока, – со знанием дела протянул Артём, – вот пойду я сейчас в отказ, и кончится райская жизнь…

– Смышлёный пацан, а, Сань? – пробасил Иванов. – Может, он тогда нам всё и расскажет сразу?

– А ты у него спроси. Ну что, расскажешь, Тёма?

Артём дёрнулся. Тёмой его имели право звать лишь Варя и мама – это сокращение было пропитано любовью и заботой. А голос Светлакова всё искажал, искривлял, обращал в оскорбление. Артём глухо рыкнул, как волк в зоопарке:

– Я Артём. А по остальному… – монотонно протянул: – Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. – После занятий с Яниной Сергеевной стыдно было не знать Конституцию назубок, и Артём дерзнул приподнять бровь и самодовольно усмехнуться. – Вот так как-то.

Оперативники переглянулись, развели руками. Светлаков многозначительно поднял палец, Иванов картинно снисходительно и надменно поаплодировал. И от этого стало ещё неуютнее, и из закрытого окна как будто потянуло холодом. Артём сжимал онемевшие от напряжения пальцы, пронзая оперативников взглядом. Однако как он ни пытался, никак не мог угадать, что они задумали, каким будет следующий ход. Это был не Фил, действующий преимущественно на эмоциях; это была не Варя, местами чрезмерно самоуверенная и упрямая, а ещё подверженная авантюрам; это был даже не Илья, привыкший блефовать, создавать иллюзию угрозы и обрызгивать ядом слов.

Это были другие люди. Другие соперники. Взрослые, хитрые и коварные. И Артём впервые почувствовал себя совсем ребёнком. «Может, хватит дурачиться? Всё равно их не переиграть. У них опыт сажать таких, как я…» – зажмурился, согнулся, сжимая руками голову.

– Хорошо, – оттарабанил пальцами по столу незатейливый ритм Светлаков, – можешь не свидетельствовать против себя, своего супруга и отца с матерью. Но можешь рассказать нам о том, как твоя подружка – мэровская дочка – проносила в школу наркоту и продавала её.

– Сань, ты что?.. – сипло зашипел Иванов, но Светлаков лишь цыкнул.

Артём вздрогнул. Поднял голову. Руки сами собой рухнули на колени. Он тяжело моргнул раз, другой, потом тихо выдохнул.

Варя. Фил. Виктор.

Он подставил их всех. Теперь будут трясти и их. «Нет. Не надо, – наморщился Артём, шумно выдыхая и стискивая волосы до боли в голове. – Она дочь мэра. У них наглости не хватит пойти против. Это же как запускать бумеранг! Он вернётся. Но при этом ударит с такой силой, что мало не покажется. Они не станут её прессовать!» Артём слышал шум крови в ушах, чувствовал колючий жар по коже, а ещё удушающую петлю ловушки, стремительно затягивающуюся на шее.

– Ну! Так и будешь молчать?

Артём сглотнул, ощущая во всём теле тонкое покалывание, громко