Холод и яд - Виктория Грач

перегаром: на пороге Артём столкнулся с каким-то мужиком с разбитым пропитым лицом, еле волочившим ноги то ли от травм, то ли от количества принятого на грудь. Невольно скривился: пьяниц терпеть не мог. Светлаков с Ивановным недовольно буркнули, мол, какого чёрта у них нет своего отделения, и они должны тусоваться в этом разбойном с их маргиналами. Артём осклабился, а потом его ткнули в шею, заставляя почти что ввалиться в небольшой кабинет.

Артёма усадили на потрёпанный стул почти в центре. Наручники расстегнулись и упали в ящик стола Иванова. Артём с наслаждением потёр затёкшие запястья. Наручники не то чтобы стирали их в кровь, но неприятным металлическим холодом обжигали кожу и заставляли двигаться как можно реже. Артём встряхнул руками и невольно содрогнулся от аномально кошачьих для крупной комплекции шагов Иванова за его спиной.

После драк с Ильёй под кожу въелась привычка не подпускать никого сзади, чтобы не получить предательский удар. Не в этот раз. Хотелось схватить вышагивающего за спиной человека за воротник и с силой отпихнуть. Сдержался. В отличие от Фила Артём умел выбирать соперников, и сейчас чётко осознавал, что даже попытка подняться с этой замусоленной сидушки усугубит и без того не самую приятную ситуацию.

Тихо выдохнув, Артём до хруста сцепил пальцы в замок и исподлобья резанул Светлакова, сидевшего напротив, выжидающим взглядом. «Психологически они задавить меня решили, что ли? – Артём повёл плечом и поморщился от тупой боли. – Не на того напали. Когда одиннадцать лет учишься с учителями-Церберами, ещё и не то сможешь выдержать». В попытке расслабиться и отогнать страх, которым с таким удовольствием питались полицейские, он откинулся на спинку стула и даже сумел взглянуть на Светлакова сверху вниз (благо, почти два метра роста позволяли свысока смотреть на кого угодно), с презрением и ранним торжеством. Губы Светлакова скривились в снисходительной усмешке. А потом капитан коротко кивнул.

Рука Иванова оказалась тяжёлой. Он со всего размаху опустил на затылок Артёма какую-то книжку в мягкой обложке, а в ушах загудело так, словно бы его ударили сковородой. Артём наморщился, непроизвольно вжимая голову в шею: «А я думал, так только в Варином кино бывает». Усмехнулся собственным мыслям, за что получил во второй раз, не так болезненно, но всё же неприятно ощутимо. Артём зажмурился, пытаясь прикрыть голову руками и дождаться, пока Иванов отойдёт на безопасное расстояние. Иванов ещё какое-то время пошелестел страницами кодекса, а потом перестал угрожающе дышать в затылок.

Напряжение не отпустило, но Артём равномерно выдохнул и поднял голову, встречаясь с безразличным взглядом Светлакова.

– И за какие же грехи мне таким образом мозги вправляют?

Артём выдохнул это полусвистяще, как будто бы задал вопрос себе. Но взгляд его был прикован к невозмутимому лицу Светлакова. Над головой зашелестели страницы, и Артём едва успел увернуться от очередного унизительного шлепка, недовольно морщась.

Светлаков хохотнул в сторону и махнул рукой, приглашая коллегу выйти из-за спины Артёма и, очевидно, прекратить экзекуцию. Кодекс с грохотом шлёпнулся на стол рядом с Артёмом, заставляя того невольно подпрыгнуть: натянутые до предела нервы вот-вот грозились порваться, как гитарные струны во время искренней и зажигающей игры. Светлаков же в это время поднялся со стула и, с нескрываемым превосходством глядя на Артёма, легко присел на край заваленного бумагами стола. Что-то с шелестом посыпалось на пол, но никто даже не шелохнулся. Артём сцепил пальцы в замок: так всегда делал Фил, когда его переполнял гнев. Помогло. Конечно, ярость не отступила, но вся сила сконцентрировалась на собственных руках, озябших, покоцанных, но ещё помнящих прохладу Вариных пальцев. «Блин, что они теперь с Филом подумают?» – Артём шумно выдохнул и посмотрел на Светлакова, вкладывая в этот взгляд всю ненависть к происходящему.

– Непедагогичные у вас методы, – Артём криво усмехнулся, пытаясь опустошить чашу ярости хоть ненамного. – Так уголовный кодекс никто не усвоит.

Иванов угрожающе поднялся из-за стола, но Светлаков коротким взглядом осадил его:

– Не надо, Серёг, парень просто кино пересмотрел, бывает. Хочет, чтобы мы сейчас его пытать начали, беспредельничать. А он бы побои снял, а потом в прокуратуру с этим пошёл. Облом, Артём, мы по закону действуем.

– Подбрасываете, арестовываете, сажаете? – Артём с вызовом посмотрел в глаза Светлакова.

Тот не злился. Иванов уселся обратно, и его крепкие пальцы угрожающе забарабанили по гладкой обложке кодекса, пробуждая какое-то животное желание спрятать голову в плечи. Артём держался. Расправив плечи, откинулся на спинку стула и равнодушно оглядел кабинет.

Стало тихо. Светлаков какое-то время скользил по Артёму внимательно-изучающим взглядом, а потом отвлёкся, словно задержанный был не более, чем мушкой, случайно влетевшей в кабинет. Его длинные пальцы скользнули по неаккуратной стопке папок. Ловко подцепив из середины одну и чудом не уронив остальные, Светлаков раскрыл её и принялся прочитывать. Перелистнув пару страниц, бросил небрежно и пафосно, как бы между делом:

– Родионов Артём Александрович… Да уж. Жалко мне тебя. Очень жалко.

– Это ещё почему? – в недоумении прикусив губу изнутри, Артём мотнул головой.

– Дурак ты, – Светлаков захлопнул папку и соскочил со стола.

Пирамида дел пошатнулась, и Иванов тихо ругнулся матом, удерживая её. Артём усмехнулся. Как-то противоестественно легко и непринуждённо было в этом кабинете. Он чувствовал себя слишком свободно для задержанного. Но при этом каждый взгляд полицейских, каждое случайное движения Артёма возвращало к простому умозаключению: «Меня хотят посадить».

Светлаков, заложив руки за спину, степенно вышагивал по кабинету. Каждый его шаг сопровождался тихим стуком низких каблуков лакированных туфель. Иногда он чему-то усмехался, от чего на Артёма опрокидывалась волна необъяснимого жара.

– И всё-таки… – наконец решился нарушить тишину, поочерёдно покосившись на полицейских. – Почему жалко? Почему дурак? Потому что меня хорошо подставили?

Ему никто не ответил.

Светлаков подошёл к зарешеченному окну, распахнул форточку, впуская в кабинет морозный зимний воздух и разбавляя неприятную духоту кабинета. Артём повернулся к нему так, чтобы боковым зрением выхватывать и телодвижения Иванова. Никто даже не шелохнулся. Светлаков, обдумывая что-то, побарабанил пальцами по подоконнику и буднично бросил, так, как будто и не было в кабинете никакого подозреваемого:

– Серый, дай сигареты!

Иванов хлопнул одним из шкафчиков стола и швырнул пачку сигарет коллеге. Светлаков легко поймал, вытащил одну и закурил в окно, поморщившись. Фыркнул:

– Я ж просил тебя брать нормальные, а не этот ширпотреб.

– На нормальные надо сначала заработать, – беззлобно проворчал Иванов.

Это всё напоминало перепалки Фила и Виктора, и Артём болезненно потёр лоб.

– Я понимаю, что меня обвиняют в наркоторговле. Но зачем? Я готов говорить.

Светлаков курил в форточку, Иванов заполнял протокол.

Артёма