Нравственный прогресс в темные времена. Этика для XXI века - Маркус Габриэль

«нет». Обстоятельства ничего не могут изменить в том, что морально разрешено или нет, они могут лишь изменить оцениваемый поступок. Это следует из того, что обманывать железные дороги нельзя, в чем и была суть первого вопроса. Если железные дороги обманывать нельзя, то это нельзя делать и оттого, что они опаздывают.

Это видно на аналогичном случае: если я не должен бить детей, то я не должен этого делать и оттого, что они приходят домой слишком поздно. То, что железные дороги часто не оправдывают наши ожидания, не дает нам право на морально предосудительные действия. Поскольку железные дороги обманывать нельзя, обстоятельства ничего в этом не меняют. Обман остается обманом.

Но вопрос в том, является ли вообще езда на ICE с билетом на IC обманом. Поэтому стоило бы сформулировать совершенно другой вопрос железных дорог:

Разрешается ли, с точки зрения морали, садиться и ехать в ICE без билета, полностью соответствующего этому поезду согласно правилам игры железных дорог, если железные дороги постоянно опаздывают и иначе я не успеваю на стыковочный поезд?

Ответ на этот вопрос мог бы быть «да», так как можно себе представить, что в этом случае речь идет вовсе не об обмане, а о единственной возможности получить от стороны договора, Deutsche Bahn, оплаченный продукт (более или менее своевременное прибытие).

Суть этого размышления в том, что, хотя железные дороги нельзя обманывать ни при каких обстоятельствах, обманом является не все, что им кажется. Железные дороги тоже должны что-то своим клиентам; тут нет одностороннего обязательства всеми силами соблюдать правила игры, диктуемые железными дорогами, если эти правила игры сами оказываются неэффективными в выстраивании договорных отношений между железными дорогами и клиентами морально подобающим образом.

Этим размышлением можно устранить и камень преткновения, который часто связывают с известным жестким запретом Канта на ложь. В своем маленьком сочинении «О мнимом праве лгать из человеколюбия» Кант приводит аргументы в пользу того, что лгать нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если нужно настоятельно помочь другу. То есть безусловно и при любых обстоятельствах верно следующее: ты не должен лгать![129]

Против этого легко привести следующий интуитивно ясный сценарий: кто-то в условиях тоталитарной диктатуры прячет в подвале преследуемую семью и врет полиции неправового государства, когда она стучится в дверь и спрашивает, не видел ли кто названную семью.

В этом случае все бы мы сказали, что морально надлежит солгать, чтобы защитить семью. Этот пример часто приводят как наглядное опровержение слишком сурового морального учения Канта.

Но это возражение ошибочно. Ведь на вопрос:

Должен ли я лгать полицейскому? —

ответ, однозначно, нет. Если вообще верно, что лгать нельзя никому, это касается и полицейских.

Разумеется, тем самым еще не ясно, лжет ли вообще некто полиции неправового государства, если он отвечает на ее вопросы не так, как она того хотела бы. Ведь вопрос:

Должен ли я спасти от неправового государства семью в своем подвале? —

имеет равно однозначный ответ: да!

Таким образом, видимо, возникает тема этической дилеммы, которая состоит в необходимости одновременно следовать двум несовместимым, противоречащим друг другу нормам действия — что невозможно. Невозможно не обмануть полицейского и одновременно защитить семью. Тут никак не поможет, если мы смягчим вопрос о том, имею ли я право лгать полицейскому, допустив, к примеру, что некоторым полицейским в некоторых обстоятельствах лгать можно. Ведь тем самым мы перевернем всю систему морали, поскольку откажемся от положения, что лгать нельзя. Для любого основного положения морали — в том числе и для таких положений, как: «Ты не должен убивать!», «Ты не должен мучить детей!» и т. д. — можно легко придумать мнимую дилемму, так что в конечном итоге на этом основании можно будет делать вообще все. Ведь любым аморальным действием можно создать условия для достижения благой цели, так что согласно принципу «цель оправдывает средства» рушится вся система морали. Поэтому утверждение, что цель оправдывает средства, также неверно.

Что, собственно, такое ложь? Ложь состоит в том, что кто-то осознанно и намеренно выдает ложное за истинное (или наоборот), чтобы добиться преимущества перед обманутым лицом. Цель лжи — это введение лица в заблуждение для получения преимущества. Если кто-то говорит неправду, чтобы защитить семью, прячущуюся в подвале, от жестокого неправового государства, это не ложь, так как здесь речь идет не о достижении преимущества, а о том, чтобы сохранить семью целой и невредимой.

Можно было бы возразить, что этот кто-то все еще пытается достичь стратегического преимущества перед полицейским, чтобы защитить семью, причиняя вред полицейскому, так как тот не может достичь своей цели. Но цель полицейского — это нечто, что не должно быть реализовано (так как она злая). Воспрепятствование злу само по себе есть нечто благое, так что стратегическое преимущество, которое некто получает, не говоря правду (или говоря неправду), в этом случае является моральным преимуществом.

Таким образом, и в жестких условиях категорического императива при определенных обстоятельствах можно говорить неправду, чтобы препятствовать злу и достигать блага. Названные условия состоят в том, что в этом случае мы вообще не лжем, так как мы не достигаем никакого преимущества за счет другого, который обращался бы к нам с требованием, заслуживающим внимания.

Можно показать на простом мысленном эксперименте, что в конечном счете не может быть никаких этических дилемм. Представим, что у нас есть машина времени и мы могли бы убить маленького, еще только родившегося Вильгельма II, последнего (на данный момент) немецкого кайзера. При этом мы знаем, что тем самым мы могли бы избежать ужасов ХХ века, заменив маленького Вильгельма II, к примеру, маленьким Робертом Хабеком[130], который превратит кайзеровскую Германию в процветающий зеленый, прогрессивный оазис, который присоединится ко всем народам мирового сообщества, из чего возникнет мировое движение за мир и мировая демократия без границ и т. д. Когда дело формулируется так, многим сложно оставить в живых маленького Вильгельма II (если вы являетесь рейхсбюргером или иным приверженцем Вильгельма II, обратите сценарий так, чтобы он вел к тому же результату).

Из этого следует, что если можно найти хотя бы одну единственную этическую дилемму, то их оказывается слишком много (а именно бесконечно много), так что из всякого морального положения находится сколь угодно много исключений. Но если из руководства к действию (такого как высшее требование) есть сколь угодно много исключений, оно утрачивает свою ценность. Таким образом рушится общая система размышлений над моральными вопросами.

По этой причине мы должны предположить, что моральный порядок, царство целей является когерентно мыслимым: