Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский

и всё скульптуры представляли из себя «новодел», заимевший обшарпанный вид благодаря пребыванию на улице под дождями и солнцем. Я ещё раз порадовался, что не пошёл сюда днём, потому что не обнаружил бы ничего, кроме резервации кича, переходящего в трэш. Сейчас же, в нервном дёрганье фонарей, вся эта обветшалость выглядела таинственной, словно мы забрались в дом к старому волшебнику, чтобы его ограбить и пока ещё не поняли, что сами угодили в ловушку.

Царило тут странное запустение. В одном месте среди пальм стояла высокая, но покосившаяся пагода, её верхние этажи сильно заваливались в сторону – без ремонта она вряд ли переживёт пару дождливых зим. Так же мы прошли мимо беседки с проломом в крыше, через который можно было наблюдать столь любимое мной созвездие Лебедя. У стены, огораживающей сад, возвышался небольшой курган из обломков деревянной мебели, в траве у дороги белели осколки разбитых скульптур, а один раз мы наткнулись на свалку брошенных и гниющих стройматериалов.

Наш тайский проводник молчал почти всю дорогу, а пил он тут, скорее всего, потому, что сам чувствовал себя неуютно. Лишь когда мы добрались до дома бывшего владельца, он оживился, включил там электричество и предложил нам войти. Только тогда я заметил, что сам дом стоит на маленькой реке, она протекала прямо под ним и, по замыслу архитектора, заполняла два соединённых между собой бассейна – внешний и внутренний. Сторож объяснил, что нырнув тут в саду, можно вынырнуть у себя в прихожей.

– Ох, как же я в детстве мечтал жить в таком месте! – с восторгом произнёс я, – Только не на реке, а у открытого моря!

– Иметь дома стекающую с гор реку хорошо только в мечтах, – сказала Надя, переведя слова тайца, – Сюда вложили очень много денег, но жить тут оказалось невозможно.

– Ну да. Мутная вода и комары… – ответил я и по-английски спросил у нашего проводника, – Здесь есть москиты?

– Да, немного, – с улыбкой ответил он и поджёг стоящую на подставке спиральку от насекомых.

Окуривая пространство дымом, мужик провёл нас по комнатам, чьё внутреннее убранство больше напоминало не жилое помещение, а азиатский магзин с беспорядочно расставленными статуэтками, китайскими ширмами, зеркалами в медных рамах, какими-то шлемами на подставках, кинжалами и разбросанными повсюду тканями и покрывалами. Так же попадались лежащие в беспорядке детали мужской и женской одежды, а сторож объяснил нам, что это национальные костюмы, которые можно взять на прокат, чтобы сфотографироваться в них на фоне полуповаленной пагоды или сценок из Камасутры. Ещё здесь стояло несколько неубранных кроватей, но я не стал интересоваться, кто на них спит. Короче, вся здешняя атмосфера напоминала какой-то ночной бардак перед утренним открытием фальшивой антикварной лавки.

Мужчина достал стаканы, я помог ему вытащить на улицу столик, а он показал нам на внешней стене дома специально оставленную «ватерлинию» – жёлтый след уровня воды от разлива этой реки в марте 2011 года, когда дожди затопили всю провинцию Сураттани. Я мальчик невысокий и эта черта была мне по грудь. Принеся из дома термос для льда и спиральку от комаров, мы разбавили ром лимонадом, а сторож просто накидал себе в стакан льда. Его английский был совсем «литл», поэтому наша беседа велась, в основном, с помощью Нади. Про Россию он тоже ничего не знал, поэтому о политике нам говорить не пришлось. Я поинтересовался, случалось ли ему наблюдать здесь нечто странное или необычное, и он совершенно серьёзно ответил, что не ложится спать трезвый, поэтому духи его не беспокоят. Ещё из его слов я понял, что не ошибся по поводу склада скульптур – они действительно изготавливаются здесь же, в мастерской на задворках Центра, их производство поставлено на поток и ритуальных обрядов с ними не проводят, поэтому никаких необычных свойств у них нет.

Россыпи звёзд просачивались сквозь неподвижную листву. Стояла тишина, которую изредка нарушали лишь мелкие ночные животные, шуршащие в траве и на ветвях деревьев. Но для охраны к нам пришли местные собаки и прилегли на деревянные ступени, свернувшись калачами и уткнув носы себе в задние лапы. Сторож включил маленький магнитофон, размером не больше сигаретной пачки и состоящий из одной колонки, поставив для нас какую-то лирическую тайскую поп-музыку. Мы выпили ещё, а после попрощались и пожелали ему спокойной ночи, так как оставаться здесь не имело смысла – это место больше не казалось таинственным и теперь представлялось мне памятником чьей-то грандиозной, дорогостоящей неудачи. Сначала в качестве несостоявшейся резиденции, а затем и в попытке создать здесь культурное пространство. Впрочем, именно это и порождало особую атмосферу «заброшенного новодела», а когда пройдёт время и история сада обрастёт мифологией – тогда он действительно оживёт, став цельным существом со своим характером, который будет зависеть только от того, как в дальнейшем обойдутся с ним люди.

Уходили мы в половину десятого вечера, с надеждой на то, что даже в таком тихом городке, как наш, мы ещё найдём, где повеселиться.

В небе появилась половина луны, и сияния от неё вполне хватало, чтобы рассматривать крупные детали фигур и видеть обратный путь, не подсвечивая себе фонарём.

– Надя, а может, ты мне расскажешь, что конкретно вы делаете, находясь на островах? – осторожно поинтересовался я, в надежде, что она стала более разговорчивой и не ограничится односложными ответами.

– Мы ещё только учимся.

– А чему именно?

– Улучшать саму атмосферу места. Делать его более пригодным для жизни в отсутствии печали и других человеческих омрачений. Начиная со своего дома, своего двора. Мы этим занимаемся с глубокого детства, но в небольших масштабах и к противостоянию в городах пока не готовы.

– И кто вам противостоит?

– Чем огромнее город, чем больше в нём крутиться денег, тем озлобленнее его жители, потому что соблазнов много, но доступны они меньшинству, остальные просто их обслуживают. А там, где с работой плохо и денег мало, вообще царит ненависть. В Ярославле мы ещё могли что-то менять своими силами, но в твоём городе это вообще бессмысленно. Если бы мы там попытались практиковать, нас бы сразу в клочья изорвали.

Как раз в этот момент мы проходили мимо фигур каких-то демонических существ, скорее всего, из индонезийской культуры и Надя указала на них.

– И не какие-нибудь там абстрактные демоны, типа этих, а человеческие мысли, принявшие чудовищную форму, материализация всех этих омрачений. А здесь, на островах, более дружелюбная атмосфера. Мама давно это поняла, поэтому нас и стала сюда привозить. Мне было шестнадцать, когда я первый раз здесь очутилась, а Любе всего