Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский

class="p1">Всю неделю я добивал ту часть своей повести, где рассказывалось про девяностые годы, и два раза в день ездил плавать, а ощущение того, что скоро эти места придётся покинуть, наполняло моё существование некой грустью, но, в тоже время, и полнотой чувств. Впрочем, что значит скоро – некоторые только на такой срок сюда и приезжают. Однако осень в Стране Отливов подарила мне какую-то дивную, приятную печаль глубоко под сердцем. Я понимал, что произошедшее здесь останется одним из главных событий всей моей жизни и сейчас, находясь непосредственно в них, надо, никуда не спеша, прочувствовать каждый момент медленного течения дня, каждую незначительную деталь окружающего пространства, чтобы навсегда сохранить их в глубине своей памяти. А ранним утром в тихое воскресение я сел на велосипед и отправился в Талинг Нгам.

В заросшем травой бетонном полутоннеле у отеля Интерконтиненталь, где деревья сходились подобием свода, создавая атмосферу места, давно покинутого людьми, я устроил привал и сделал абсолютно октябрьские фото с велосипедом на фоне жёлтых опавших листьев, а спустившись вниз со склона, попал в так полюбившуюся мне самую тихую и красивую часть острова. Сельская, но хорошо заасфальтированная дорога – гораздо лучшего качества, чем у меня на даче в Подмосковье, пролегала мимо кокосовых посадок; вскоре я увидел старую бетонную стену, въехал в низкую арку и оставил велосипед неподалёку от входа.

Здесь действительно не было ни души, а сами храмы оказались гораздо более красивыми, чем в известных мне «Ватах» по обе стороны от Натона. Казалось немного странным, почему такое удивительное место возникло именно тут, рядом с крошечным посёлком рыбаков. Впрочем, храмов на острове много, туристов можно возить и по другим, более близким к их резервациям, а этот безлюдный монастырь тайцы оставили для себя и он, как нельзя кстати, подходит для уединённого созерцательного времяпровождения. Правда я совершенно не собирался молиться или пытаться войти в состояние медитации – это прибежище покоя и так давало тебе необходимые эмоции.

Здесь не было надписей на английском языке, поэтому я не понимал, для чего именно предназначено каждое строение из этого комплекса. Так, например, одно здание полностью состояло из колонн и на большой высоте там висели не известно для кого устроенные деревянные качели; под ними располагался подиум с вырезанной из дерева и раскрашенной птицей с распростёртыми крыльями. Другие же храмы оказались закрыты, зайти туда не представлялось возможным из-за отсутствия хоть каких-нибудь служителей или монахов, а стоящие вдоль забора ступы выглядели гораздо более старыми, чем те, что имелись у меня в городе. Так же на территории висела большая таблица с расценками из около сотни наименований разных ритуальных услуг, не предназначенных для фарангов.

Сделав несколько фотографии, я, наконец, заметил трёх человек, сидевших на полу в одном из самых маленьких строений. Среди них был пожилой дядя с круглым лицом и в синей полосатой футболке. Он широко улыбался беззубым ртом и манил меня к себе. В ответ я тоже улыбнулся, но подходить к нему не спешил. Однако мужик настойчиво подзывал меня, как будто чего-то от меня хотел. Такая навязчивость немного напрягала и только подойдя ближе я понял, на что он пытался мне указать – именно в этом павильоне, на подиуме и за стеклом находилась мумия монаха, а у входа даже висела единственная здесь экспликация на английском, рассказывающая об этом человеке.

Как оказалось, мир он покинул в возрасте восьмидесяти семи лет, 9 января 1976 года. Ещё я узнал, что ещё в юности он изучал древние тексты, в семнадцать лет был рукоположен в качестве послушника, но ещё четыре года помогал своей семье, работая на плантации, а в двадцать один стал монахом, занимался медитационными практиками, вёл уединённую жизнь и принимал пищу один раз в день.

Я снял обувь, с почтением совершил «вай» и поднялся вверх по ступеням.

Двое сидящих тайцев в тёмных брюках и белых рубашках вели себя тихо, а мужик, продолжая улыбаться, предложил повязать мне на руке верёвочку, но я отказался, не желая получать ритуальные услуги от такого странного типа. Тем более в качестве талисмана мне вполне хватает Надиного колокольчика.

В полутёмном прибежище монаха оказалось совсем немного места, и я сразу очутился совсем близко от сидящей за стеклом фигуры, а наши головы располагались примерно на одном уровне. Выглядел он вполне нормально для такого почти сорокалетнего существования, только имел грубый продольный разрез по всему черепу поверх лица, словно у него, как крышку, когда-то сняли верхнюю часть головы и, удалив мозг, поставили обратно.

Попав после яркого дня в тусклое пространство с низким потолком, мне было трудно разглядеть его лицо, но у него, похоже, уцелели, словно окаменев, глазницы – если такое, вообще, возможно, а взгляд его оставался достаточно печальным – или это лично мне так показалось.

Выйдя на свет, я не испытал каких-то особенных эмоций, что тут скажешь, каждый способен распоряжаться не только своей жизнью, но и посмертием, а сам момент мумификации не казался мне чем-то странным или необычным. Я вдруг подумал о том, что это первая, увиденная мной в жизни настоящая мумия, не считая каких-то странных человеческих остатков в Египетском зале Пушкинского Музея, ведь в мавзолей на Красной Площади я так и не попал, потому что когда нас принимали в пионеры, там стояла слишком большая очередь и мы обломались.

В любом случае, мне тут понравилось – это был действительно прекрасный Ват, а поблизости от него – очень красивый берег. Я прокатился по нему, осмотрев несколько мест с белым песком и тихими мини-отелями.

Около «места для фото в стиле «баунти» – кривой, падающей в сторону моря пальмы, сидел на бетонном ограждении для волн лишь один человек и читал книгу. Неподалёку от него резвились две собаки – рыжая и белая, а прямо напротив, из моря, величественно выступали Пять Сестёр – как строения, созданные природой по принципу «золотого сечения», поэтому определить точное расстояние до них не представлялось возможным. Они были так далеко-близко, как и всё самое важное, происходящее в нашей жизни.

Однако становилось всё жарче – пора было возвращаться.

Часов в одиннадцать я вырулил на главную дорогу, осматриваясь по сторонам в поисках парикмахерской, где меня смогут постричь под машинку, но, проезжая перекрёсток с водопадом, решил завернуть туда, чтобы посидеть внизу, у пруда с рыбами – иногда я так делал, там было хорошо.

На идущей под уклон дороге я опять увидел мёртвую, раздавленную колёсами змею, длинной больше метра, а на парковке